ИСТОРИЯ СУДАНА

ТАРИХ АС-СУДАН

После Исхака брат его аския Дауд, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, вступил на престол в воскресенье двадцать пятого [числа] упомянутого сафара [25.III.1549] в городе Кукийя. В Гао он возвратился в первый день [месяца] раби ал-аввал [30.III.1549].

Дауд назначил курмина-фари Котийю (тот был дьогорани по происхождению ⁵³⁶); своего сына Мухаммеда-Бенкан он назначил фари-мундио, а своего брата ал-Хаджа — корей-фармой. Затем к нему приехал денди-фари Мухаммед-Бенкан Симбило из Денди.

Когда Дауд вступил в Гао, то заявил: "Все слуги заслуживают наказания, кроме одного только хи-коя Мусы, потому что он — бескорыстный слуга и вел себя в должности верным образом!" — он подразумевал здесь изгнание им /101/ Дауда, когда тот явился без приказания.

Упомянутый хи-кой Муса был наделен отвагой, смелостью и силой, в которых достиг высшей степени. И аския Дауд затеял хитрость, [дабы] внезапно его погубить. Он велел сыну своей сестры, Мухаммеду Улд Далла, подстерегать Мусу, пока не найдет относительно него возможности внезапного убийства. И однажды Мухаммед бросил в него дротик и убил его. А Дауд назначил хи-коем после Мусы Али-Дадо.

Затем Дауд повелел освободить Букара Али-Додо ибн Али Фолена; и оставался тот с ним в Гао, пока не умер денди-фари Мухаммед-Бенкан Симбило; аския пожаловал его должность хуку-корей-кою Камколи, но разделил его одеяние, оставив лишь то, чтобы он надевал во время приемов аскии колпак ⁵³⁷.

Букар Али-Додо пришел в полночь к двери дома фари-мундио Мухаммеда-Бенкан ибн Аскии Дауда и сильно постучал в дверь. Фари-мундио вышел испуганный и оробевший, со своими дротиками в руках, и сказал "Что такое?!" Тогда Букар ответил: "Завтра аския непременно меня убьет в своем собрании... Поэтому я и пришел к тебе, чтобы тебе об этом сообщить!" Фари-мундио сказал: "Но почему?" Букар ответил: "Потому что он решил назначить завтра Камколи денди-фари. А я без сомнения и неуверенности знаю, что я в тот же момент умру!" Мухаммед сказал: "Обожди меня здесь, пока я не приду!" — и сразу же пошел к аскии. Он пришел к главным воротам и постучал в них. Привратники доложили о нем, аския велел его впустить, и фари-мундио сообщил ему историю эту, как она была. И ответил ему Дауд: "Возвращайся и сообщи ему, что должность — за ним и [что] завтра он вступит в нее, если пожелает Аллах Всевышний!"

И когда наступило утро и к аскии собрались на его прием его люди, Дауд сказал уандо (а это тот, который передает людям его слова). "Когда ты будешь говорить, скажи этому [232] обществу: я-де просил совета у Аллала Всевышнего о том, кого назначить мне /102/ над жителями Денди. И Аллах указал мне только на хи-коя Букара Али-Додо. Он и есть денди-фари!" А хуку-корей-кой Камколи встал, набрал в горсть свою пыли, рассыпал ее перед аскией Даудом и сказал: "Разве же повелитель лжет? Клянусь Аллахом, не Аллах тебе посоветовал это, а только сам ты это решил!" И возвратился на прежнее свое место. Когда же Букар умер, аския назначил на тот пост упомянутого Камколи; а впоследствии, после кончины Камколи, он на него назначил Бану. Бана умер лишь во времена аскии ал-Хаджа. Последний никого не назначил на эту должность, и место оставалось брошенным до прибытия в Гао курмина-фари ал-Хади из-за усобицы, [начатой] им против аскии ал-Хаджа. [Тогда] встал хи-кой Букар Шили-Атьи и сказал аскии: "Если желаешь ты, чтобы я схватил тебе ал-Хади, назначь меня денди-фари!" Тогда аския назначил его на эту должность, и Букар схватил ал-Хади.

Рассказ о походах Дауда. В месяце шаввале того года, в котором Дауд воцарился [23.Х—20.XI.1549], он предпринял поход на моси. В конце [девятьсот] пятьдесят седьмого [года] [20.I.1550—8.I.1551] ходил походом на Тагу (название местности в земле Багана; ее называют [также] Тиремси и Кума). В нем он повоевал фондоко Тьятьи-Тимани и из него же привел многочисленных рабов — певцов и певиц, называемых "маби". Дауд выделил им в Гао [отдельный] квартал, подобно тому как сделал его в нем для моси повелитель аския ал-Хадж Мухаммед. В месяце джумада-л-ула [девятьсот] пятьдесят восьмого [года] [7.V—5.VI.1551] Дауд возвратился в Тендирму. И в /103/ этом году в этой области Кордьо вспыхнула эпидемия, от которой умерло множество людей.

В [году девятьсот] пятьдесят девятом [29.XII.1551 — 17.ХII.1552] между аскией Даудом и кантон, султаном Лико, вспыхнула ссора, но в конце [девятьсот] шестидесятого [18.XII.1552— 6.XII.1553] они замирились.

В [девятьсот] шестьдесят первом [году] [7.ХII.1553— 25.XI.1554] аския выступил в Кукийю и отрядил хи-коя Али-Дадо с войском на Кацину. В местности, называемой Карфата, четыреста всадников — жителей Либти, из числа людей Кацины, встретились с двадцатью четырьмя всадниками-сонгаями. Они сражались там в жестоком бою, и очень долго шла между ними ужасная борьба. Люди Кацины убили пятнадцать человек из сонгаев, в том числе упомянутого хи-коя, брата его Мухаммеда-Бенкан-Кума, сына фарана Омара Комдьяго и других; и захватили они из них девятерых израненных, в том числе Алудио-Мило, сына фарана Омара Комдьяго — отца Касима, Букара Шили-Атьи и Мухаммеда-Делла-Атьи, и других. Они вылечили пленников, обходились с ними наилучшим образом, отпустили их и отправили к аскии Дауду, сказав: "Подобные этим не заслуживают смерти ради их отваги и доблести!" [233] Люди Кацины остались поражены их храбростью и силой, так что [эти сонгаи] стали у них поговоркой. На место погибшего хи-коя Али-Дадо Дауд назначил Букара Шили-Атьи, и тот был хи-коем.

В [девятьсот] шестьдесят втором [году] [26.XI.1554— 15.XI.1555J аския поднялся от Борно до Уараш-Букара и отправил тьяга-фарму Мухаммеда-Кенати (а тот был по происхождению вангара) и хуку-корей-коя Камколи с войском в горы.

В [девятьсот] шестьдесят третьем [16.XI.1555—3.XI.1556] он ходил походом на Бусу и разорил ее. В этом году умерло там множество народа в воде. И в этом же году умер шейх ал-Амин ибн ад-Дау, сын султана Уджлы.

В [девятьсот] шестьдесят шестом [году] [14.Х.1558— 2.Х.1559] Дауд совершил поход на город Сума в земле Малли. Ко времени его прихода туда скончался сума-мундио (В тексте "сума-андио"), и аския назначил на его должность его сына. /104/ Он прошел дальше, к Дибикарала, и сразился в ней с военачальником султана Малли вместе с кинти-фараном; и победил его.

В этом пути Дауд взял в жены Нару, дочь султана Малли, и перевез ее в Сонгай с огромным имуществом из украшений, рабов, рабынь, мебели и товаров; вся ее утварь была из золота; блюда, кувшины, ступка, пест и прочее. И она осталась в Сон-гай, пока не скончалась там.

Затем аския возвратился. А во время его возвращения умер аския Мухаммед-Бенкан в городе Сама; он тогда уже потерял зрение. Когда аския Дауд оказался напротив него, то остановился перед Самой, за Рекой. Махмуд и калако-фарма Саид, [сыновья дочери Мухаммеда-Бенкан], испросили у Дауда разрешение приветствовать его. Он им обоим [это] разрешил, и они переправились к нему через Реку. Дауд был крайне рад им и провел ночь в беседе с ними. Когда же разговор между ними прервался в конце ночи, один из них встряхнул аскию и сказал ему: "Ты уже уснул?" Аския Дауд рассмеялся, удивленный его словами, и ответил: "Я не смежал глаза сном с того времени, как ваш отец и ваша мать объединились в кознях против меня..."

Потом он спросил о корка-мундио Сорко, сыне Коли-Тья-га, — жив ли он. Они оба ответили, [что] да. Дауд сказал: "Он по-прежнему в своем низком положении?" Они ответили: "Да..." Когда об этом прослышал помянутый Сорко — а был он остроязычен, — то сказал: "Что лучше: изгнание его с его высокого положения или мое сохранение в моем низком положении?!" Корка — селение в земле Тендирмы. Курмина-фари Усман-Йубабо был тем, кто назначил над нею Сорко. Последний прожил в ней очень долго, так что кончилась держава сонгаев, а он оставался в этой должности. И умер он лишь после того, как паша Махмуд ибн Зергун освободил из заключения [234] Букара-Канбао, сына Йакуба, и назначил его курмина-фари. А через двенадцать дней его управления скончался упомянутый корка-мундио.

Когда наутро аския Дауд оказался перед городом Сама, он велел всем музыкантам приветствовать аскию Мухаммеда /105/ -Бенкан, ударяя в музыкальные инструменты. Но когда тот услышал звуки, его сердечная вена оборвалась, и в ту же минуту он умер. Семья же осталась там.

А когда на обратном пути достиг Дауд города Дженне, то остановился с войском своим в Дьоборо, а потом вступил в город для пятничной молитвы. Ал-Амин в то время был дженне-мундио; на этот пост назначил его Дауд: ведь во времена отца его, повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, был ал-Амин в числе тех, кто шел перед аскией, когда [тот] ехал верхом, и по очереди седлал [его коня]. Впоследствии сын ал-Хадж Мухаммеда аския Исмаил назначил его начальником пеших, которого называют "господином пути"; в этом сане он был в начале правления аскии Дауда. Последний же назначил ал-Амина дженне-мундио, а это — правитель над городом.

Когда после пятничной молитвы аския вышел из мечети, а ал-Амин поднял его седло, приторачивая его в соответствии с прежним своим положением, Дауд возложил свою руку ему на голову и сказал ему, повысив голос и с гневом в словах: "Мы тебя поставили правителем над землей, но ты ее не оберегаешь — так что в ней умножились неверующие бамбара и закрепились в том, что не было у них [раньше]!" Он говорил [так], пока не приблизился к воротам Дьоборо. И ал-Амин ответил: "Аллах да дарует благодать жизни твоей и дням твоим! Я был возле седла отца твоего, укрепляя седло, а рука его лежала таким вот образом на голове моей — я далек от непочтения! — и государь сказал мне: "Кто не воздержится от похода на ал-Хаджар и от похода в лес Кубо, тот желает лишь гибели и ущерба для войска..." А ты ведь сам присутствуешь на своей земле и в своей стране — делай же в них, что тебе покажется правильным!" Тогда аския направился к своему городу и вступил в него в пятницу в [месяце] шаввале [7.VII— 4.VIII.1559].

В [месяце] раби ал-аввал [девятьсот] шестьдесят седьмого [года] [1.XII-30.XII.1559] умер тьяга-фарма Мухаммед-Кенати. И в этом же году в ночь на понедельник седьмого шавваля [1.VII.1560] скончалась Уэйза-Хафса. В [девятьсот] шестьдесят восьмом [году] утром в воскресенье четвертого раби ас-сани [23.ХII.1560] скончался шейх факих ал-Мухтар ибн Омар. В этом году в пятницу первого джумада-л-ула [18.I.1561] воцарилась Уэйза-Кайбоно. И в нем же скончался /106/ девятого рамадана [24.V.1561] султан Лико Мухаммед-Канта. Его сменил у власти в том же месяце его сын Ахмед.

В [девятьсот] шестьдесят девятом [году] [11.IX.1561— 30.VIII.1562] аския Дауд поднялся [к] Борно и вторично пошел [235] походом на моси. Их царь и все его войска бежали от Дауда. Умерли [тогда] гиме-кой Бубакар-Со, сын фарана Мухаммеда-Бенкан Симбило и множество людей. Аския возвратился в месяце раджабе этого года [7.III—5.IV.1562]; и в этом же раджабе скончался курмина-фари Котийя ибн Усман — он пробыл в своем управлении двенадцать лет.

В начале [девятьсот] семидесятого в среду девятнадцатого раби ас-сани [16.XII.1562] после полудня скончался факих Мухаммед ибн Усман, да помилует его Аллах. В этом году в [месяце] раби ал-аввал [29.X—26.XI.1562], в пятницу, сделался курмина-фари Йакуб, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. А в понедельник семнадцатого рамадана в этом же году [10.V.1563] скончался фаран Мухаммед-Бенкан. В середине же [месяца] зу-л-хиджжа, завершившего этот год [22.VII— 20.VIII.1563], стал правителем (В тексте "султаном") Денди фаран ⁵³⁸ Букар-Али Додо ибн ал-Кима, как о том было сказано ранее.

Что касается Мухаммеда-Акома, тегазза-мундио, слуги аскии, то он умер в Тегаззе в девятьсот шестьдесят четвертом году [4.XI.1556—23.Х.1557]: его убил филалит (Т.е. уроженец Тафилельта) аз-Зубайри, отец Йаиша ибн ал-Филали, с разрешения Мулай Мухаммеда аш-Шейха-старшего ⁵³⁹, султана Марракеша. Вместе с ним были перебиты те из туарегов, которые грузили соль для азалая ⁵⁴⁰, — Али-Иньени, Али-Андар, Ундус-аг-Оматкель и другие. Оставшиеся [в живых] возвратились к аскии Дауду и заявили ему, что они не дадут своему обычаю доставки соли исчезнуть и что они /107/ знают месторождение помимо большой Тегаззы. Аския разрешил им транспортировку [соли] из нее — и в том же году они раскопали Тегаззу ал-Гизлан и доставили [соль] из нее. Упомянутый филалит сделал то единственно по злобе на аскию, когда тот предпочел [ему] сына дяди по отцу, ал-Ханейти, отца шейха Мухаммеда ат-Тувейрига, и назначил его на управление Тегаззой.

В девятьсот семьдесят первом году [21.VIII.1563—3.VIII.1564] аския Дауд послал фари Букара-Али Додо в землю Берго, дабы сразиться с Бани — это был наглый, ловкий и очень осторожный ифрит. Букар-Али выступил в шаввале [13.V — 10.VI.1564] в летнее время и в очень сильную жару. Он вел войско по безводным равнинам, пустыням, скрывая свое направление от всех — это аския дал ему приказ о том. Он их вел очень трудным переходом, и люди пожаловались фари-мундио Мухаммеду-Бенкан, сыну аскии Дауда, и по секрету попросили его, чтобы он спросил Букара-Али о его направлении. Фари-мундио спросил его, но тот с гневом обрушил на него сильнейшие упреки, сказав ему: "Это ты хочешь раскрытия тайны аскии?! Я не проявлю из-за вас вашу наглость, которую проявляют все люди!" Мухаммед-Бенкан испугался и умолк. [236]

Букар-Али настиг Бани и застал его врасплох на [его] земле, спустившись с горы. Бани рассчитывал, что сонгайский отряд никогда к нему не придет в такое время. Они сразились и сонгаи перебили всех тех. Что же до Бани, то его убил не кто иной, как хасал-фарма Алу-Баса, сын фари-мундио Мухаммеда-Бенкан Симбило. Они возвратились и в месяце зу-л-хиджжа, завершавшем этот год [11.VII — 8.VIII.1564], вступили в Гао.

В [девятьсот] семьдесят втором году в ночь на четверг в месяце шаабане [4.III — 1.IV.1565] скончалась Уэйза-Кайбоно. А в году [девятьсот] семьдесят третьем [29.VII.1565 — 18.VII.1566] скончался славный факих кадий Мухаммед, сын факиха Махмуда, да помилует их Аллах, в /108/ месяце сафаре [28.VIII — 25.IX.1565], как сказано ранее. После него должность кадия занял его брат, справедливый факих имам, кадий ал-Акиб. Он, да помилует его Аллах Всевышний, оставался в ней восемнадцать лет. В этом же году в месяце джумада-л-ухра [24.XII.1565 —21.I.1566] скончался фари Букар-Али-Додо.

В [девятьсот] семьдесят четвертом году после полудня в субботу восемнадцатого раби ас-сани [2.ХI.1566] скончался благословенный шейх, опора мусульман, хатиб Мухаммед Сиссе, да помилует его Аллах Всевышний. На его пост аския назначил факиха хатиба Мухаммеда-Киби ибн Джабира-Киби. Он был из жителей Дженне, и Дауд перевел его оттуда в Гао — после того как просил принять эту должность ученейшего факиха Мухаммеда Багайого ал-Вангари. Тот отказался наотрез и просил предстательства своего брата и наставника, святого Аллаха Всевышнего факиха Ахмеда ибн Мухаммеда-Саида. Последний вместе с Мухаммедом Багайого отправился в Гао с целью такого заступничества. Он попросил аскию относительно Мухаммеда Багайого, и оба возвратились в Томбукту. А немного спустя после прибытия их обоих скончался заступник, шейх ал-ислам, упомянутый факих Ахмед, да помилует их обоих Аллах Всевышний и да позволит нам воспользоваться благодатью их обоих. Аминь!

В [девятьсот] семьдесят пятом году двадцатого рамадана [19.Ш.1568] в возрасте шестидесяти трех лет скончался мой дед — Имран ибн Амир ас-Сади. Он погребен по соседству с Сиди Абу-л-Касимом ат-Туати, да помилует их Аллах Всевышний.

В [девятьсот] семьдесят шестом году в открывающем [его месяце] мухарраме, в среду двадцать восьмого числа [23.VII.1563], в начале послеполуденной молитвы, скончался святой Аллаха Всевышнего ученейший факих Ахмед ибн Мухаммед-Саид, внук по матери факиха Махмуда. Над ним совершили молитву после закатной молитвы, а похоронен был он между двумя вечерними молитвами по соседству со своим дедом — факихом Махмудом. Он прожил сорок восемь лет.

В конце этого же года кадий ал-Акиб возобновил строение мечети Мухаммеда Надди /109/ и перепланировал ее хорошим [237] образом. Он закончил ее в месяце сафаре [девятьсот] семьдесят седьмого года [16.VII—13.VIII.1569]. В том же году начали носить кирпичи для строительства большой соборной мечети в Томбукту ⁵⁴¹ и приступили к этому пятнадцатого раджаба этого года [24.XII.1569]. Ее сломали в воскресенье пятнадцатого зу-л-хиджжа [21.V.1570], и строительство ее начали во вторник семнадцатого того же месяца [23.V.1570].

В месяца шаввале этого года [9.III — 6.IV.1570] скончался праведный муж, имам этой соборной мечети — имам Усман ибн ал-Хасан ат-Тишити. Он был погребен на старом кладбище (его целиком выровнял и присоединил к старой соборной мечети упомянутый справедливый кадий ал-Акиб). Место могилы этого имама известно в Томбукту знающим людям. По приказу кадия ал-Акиба в должность имама большой соборной мечети вступил имам Мухаммед-Кидадо ибн Абу Бекр ал-Фулани; он был из достойных рабов Аллаха.

В начале [девятьсот] семьдесят восьмого года [5.VI.1570— 25.V.1571] аския Дауд предпринял поход на Сура-Бантамба в земле Малли; это был последний его поход в Атарма — а это западное направление. По пути аския послал своего сына корей-фарму ал-Хаджа на ал-Хамдийю; вместе с аскией Даудом были два султана — ал-Хадж Махмуд-Биру ибн Мухаммед ал-Лим ибн Аг-Алангаи, магшарен-кой, муж Биты, дочери аскии, и ал-Миски, андасен-кой, — с двадцатью четырьмя тысячами туарегского войска, [по] двенадцати тысяч у каждого. Это был бытовавший у них обычай: когда аския призывал их для войны, каждый из них обоих непременно приходил с этим числом людей. Аския совершил нападение на арабов, что находятся в той стороне, и возвратился. В этой дороге забеременела сыном аскии, Харуном /110/ ар-Рашидом, мать его. Старший брат последнего фари-мундио Мухаммед Бенкан, сын аскии Дауда, был походным начальником этого набега, однако он тогда был болен недугом язв Масара ⁵⁴².

Потом аския возвратился, пришел в Томбукту и остановился позади соборной мечети, во дворе ее, так что пришли кадий ал-Акиб, факихи города и старейшины его, дабы приветствовать Дауда и вознести молитвы за него. Аския застал соборную мечеть еще не законченной строительством и сказал кадию: "Этот остаток — моя доля в помощи благочестивому делу!" И он вручил кадию для этого то, чем наделил его Аллах Всевышний; когда же достиг он своего дворца, послал ему четыре тысячи строительных бревен из дерева конгао. Строительство мечети было закончено в этом году.

Затем Дауд проделал поход в Гурму; он достиг города Диобанко и в нем дал сражение их вождю Тинин-Тутома, обратив его в бегство. Потом отправил он курмина-фари Йакуба на Сану; Йакуб напал на Дагу из-за некоторых интриг со стороны дага-коя и полонил всю семью последнего. Позднее ама-кой примирил их друг с другом, и аския ее возвратил дага-кою. [238]

Аския Дауд совершил еще три похода, ни на кого не напав и ни с кем не сражаясь. Одним из них он достиг границы моси, но возвратился без вторжения. Вторым, в сторону Денди, он дошел до Лолами. Вместе с ним была его ⁵⁴³ мать — Санаи, дочь фара-коя, она умерла там и там же погребена. И аския возвратился. А тот, кто мне передал известие о Дауде, сказал, что он забыл третий поход.

В девятьсот восемьдесят пятом году [21.III.1577—9.III.1578] кадий ал-Акиб возобновил строение мечети, что находится на рынке Томбукту. В этом году скончался в Гао хатиб Мухаммед-Киби ибн Джабир /111/ -Киби — да помилует его Аллах Всевышний. И в нем скончались Модибо-Касемба ибн Али Касемба и Ахмед-Сори ал-Маддах ибн ал-Имам. В нем Бауанко бежал из Томни в Сума; в нем появилась в ночь на пятницу двадцать пятого шаабана [7.XI.1577] хвостатая звезда ⁵⁴⁴, и в этом же году скончался султан Мулай Абд ал-Малик в Марракеше и воцарился его брат Мулай Ахмед аз-Захаби.

Последний послал к аскии Дауду, чтобы аския передал ему на один год харадж с копи Тегаззы. А он [сам] отправил Дауду десять тысяч золотом в качестве подарка и доброго подношения. Аския удивился благородству и щедрости Мулай Ахмеда. Это и послужило причиной дружбы и единения между ним и султаном. Когда до Мулай Ахмеда дошла весть о кончине аскии Дауда, он опечалился и устроил прием для выражения соболезнований. И все начальники войск принесли свои соболезнования.

В конце этого года скончался курмина-фари Йакуб; он пробыл в этом сане десять лет и пять месяцев.

В четверг двенадцатого мухаррама девятьсот восемьдесят шестого года [21.III.1578] кадий ал-Акиб начал возобновление постройки мечети Санкорей; [этот] месяц в том году начался с понедельника. В том году произошла ссора между сыновьями шейха Мухаммеда ибн Абд ал-Керима и томбукту-мундио Йахьей.

В месяце шаввале этого года [1.XII—29.ХII.1578] аския Дауд назначил хатибом Махмуда Драме. В месяце рамадане, девятом из месяцев девятьсот восемьдесят шестого года [1.XI— 30.XI.1578], он назначил своего сына Мухаммеда-Бенкан правителем Курмины. В конце [месяца] зу-л-када аския выехал из Гао, прибыл в Томбукту двадцать девятого этого месяца [30.ХII.1578—28.I.1579], а в Тендирму — в начале [месяца] зу-л-хиджжа [29.I.—27.II.1579]. И назначил он своего сына ал-Хаджа фари-мундио; а курмина-фари Мухаммеду-Бенкан передал управление во всех /112/ делах западной области.

И в этом году (а Аллах лучше знает) скончался балама Халид, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, в том же [месяце] рамадане; а после него получил звание баламы Мухаммед Улд Далла.

Затем курмина-фари попросил у своего отца [разрешения] [239] на поход для битвы с жителями горы Дом; те выстояли против сонни Али и аскии ал-Хадж Мухаммеда, и оба [этих правителя] не добились от них желаемого. Аския дал сыну войско, поставив над ним хуку-корей-коя Йаси и приказав ему, чтобы он не подвергал войско опасности и риску — он очень на том настаивал. Когда они достигли помянутой горы, фаран Мухаммед-Бенкан захотел поднять на нее войско, [но] Йаси отказался. Фаран повторял просьбу, но тот отказывался. И фаран ему сказал: "Эй ты, беглый ⁵⁴⁵ раб! Ты ни на кого не обращаешь внимания?!" Но Йаси ответил ему: "Ты ошибся в обращении! Скажи мне: "Эй ты, злой раб!" Да, это так и есть!" — и не дал ему согласия снизойти к тому его желанию.

Затем известный и знаменитый Ма ал-Гандур (тот, о ком распространились рассказы по поводу его тучности и широко разошлись — он был из числа жителей этой горы) следил за войском с ее вершины. К нему подкрался Мухаммед Улд Мори: он на своем коне мало-помалу поднимался к нему по склону горы, так что приблизился к Ма ал-Гандуру и метнул в того дротик. Тот упал на землю и умер. С этого времени жители горы стали еще больше бояться конницы сонгаев. Потом фаран Мухаммед-Бенкан вернулся без сражения.

В ночь на воскресенье двадцать девятое мухаррама девятьсот восемьдесят девятого года [5.III.1581] скончался имам Мухаммед ибн Бубакар-Кидадо ал-Фулани. И Ахмед, сын имама Садика, вступил в должность имама соборной мечети в среду семнадцатого сафара [23.III.1581]. В этом году скончался балама Мухаммед-Далла Коро-Бенкой; он пробыл в этом сане пять лет (а Аллах лучше знает). После него его получил Мухаммед-Уааоно, даанка-кой, сын Айши-Банкан, дочери /113/ повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. Назначил его аския Дауд.

В девятьсот девяностом году [26.I.1582 — 24.I.1583] в Томбукту случился великий мор, и в городе умерло множество народа. И в этом году разбойники с большой дороги из числа фульбе Масины напали на судно аскии ал-Хаджа, [шедшее] из Дженне, и разграбили часть груза; подобного этому никогда не было в державе Сонгай. И произошло то во времена султана Масины [и] Бендугу Бубу-Марьяма.

Когда [эта] весть дошла до фарана-Мухаммеда-Бенкан, он сразу же поднялся и направился на Масину, дабы им отомстить, — не посоветовавшись ни с кем из начальников. И военачальники присоединились к его воинам [уже] после того, как он выступил. А его брат тон-кой Салик и бена-фарма Дако приукрашивали ему положение и одобряли его действия, не считая их [в глубине души] правильными — из-за его пренебрежения к ним обоим, так что он им даже не дал знать, а особенно — не посоветовался.

Мухаммед-Бенкан вторгся в Масину, разорил ее великим разорением и перебил в ней множество выдающихся ученых и праведников ее. У последних после их смерти обнаружились [240] удивительные чудеса. Что же касается султана, то он бежал в землю Фай-Санди, пока не улеглась смута, [а тогда] вернулся. Когда весть [об этом] дошла до отца фарана — аскии Дауда, он весьма неодобрительно отнесся к его походу. Этот поход оказался дурным предзнаменованием для аскии, ибо после того события он не задержался в сей жизни. Это достаточно [свидетельствует] о недобром значении похода.

В месяце раджабе этого же года [22.VII—20.VIII.I582] скончался аския Дауд. Он пробыл на царстве тридцать четыре года и шесть месяцев. Смерть его случилась в Тондиби, неподалеку от Гао — это было его имение, там находились его дом и его семья. Он проводил в нем [много] дней в конце своей жизни. В момент его смерти его сыновья, все взрослые, были с ним там. Он был обряжен, доставлен в Гао на челне и в Гао же похоронен.

ГЛАВА 18

/114/ Ал-Хадж, сын Дауда, был старшим из его детей, находившихся там в тот день. Он препоясался мечом и выехал верхом на своем скакуне. А его братья ехали верхами позади него, не приближаясь к нему. В то время не было среди всех сонгаев подобного ему отвагой, доблестью, упорством и выносливостью. И кто присутствовал у них там из людей разумных и знающих, сразу же заявили: "Он достоин быть повелителем, даже если бы и в Багдаде!" Говорят, двое из государей Сонгай были величайшими в их царствовании: повелитель аския ал-Хадж Мухаммед и внук его и тезка — аския ал-Хадж Мухаммед ибн Аския Дауд. А двое были на царстве самыми низкими: аския Мухаммед-Бенкан, сын фарана Омара Комдьяго, и аския Исхак ибн Аския Дауд. Прочие же государи Сонгай были крупнее их.

Когда они ехали верхом в Гао, Хамид выехал из [группы] своих братьев, продвинулся вперед, к аскии, и начал по секрету говорить ему: "Схвати такого-то, такого-то и такого-то!" Но братья его поняли, что говорит он лишь клевету — и только. Потом Хамид вернулся на свое место в процессии, а к аскии приблизился ал-Хади. И он сказал ал-Хаджу: "Не следуй словам этого клеветника и никому не делай обиды. У тебя здесь нет соперника. Мы следуем только за старшим, а старший — если бы присутствовал тут Мухаммед-Бенкан, тебе бы не досталось это дело. Но если бы ты сегодня отсутствовал, а присутствовал бы этот несчастный клеветник, мы бы не отдали это дело ему..." Аския ответил: "Я далек от совершения зла по отношению к вам, потому что ваш отец доверил вас мне. И к тому же прошел уже день, /115/ в который хотел бы я быть [на] этом деле, т. е. [при] жизни дядьев моих по отцу и сверстников моих, что [были] старше меня. И если бы не судьба, которая заставила меня сегодня воссесть на эту ступень, я бы на нее не сел!" Когда царевичи въехали в город и закончили похороны [241] родителя своего, ал-Хаджу присягнули военачальники, войска и прочий народ и рабы — двадцать седьмого [числа] упомянутого раджаба [17.VIII.1582]. Однако, когда ал-Хадж вступал в этот сан, он был поражен язвенным недугом нижней части [тела] своего, который препятствовал ему свободно распоряжаться собой; так что аския не совершил хотя бы даже одного похода до самой кончины.

Когда весть о болезни аскии Дауда дошла до фарана Мухаммеда-Бенкан, он направился в Гао, но, когда прибыл в Томбукту, услышал известие о кончине Дауда и восшествии на престол своего брата аскии ал-Хадж Мухаммеда. Фаран возвратился, задержался три дня в Акегене, затем пошел по дороге на Тьомалан, остановился в Добосо, потом пошел и прибыл к себе домой. Тогда он снарядил свое войско, решив явиться в Гао для битвы. Когда он вступил в Томбукту, то прошел к кадию с намерением приветствовать [того]. И никто в войске не знал [ничего], как вдруг они услышали, что фаран, когда сидел у кадия, попросил его заступничества, чтобы написал тот аскии, что-де он, [Мухаммед-Бенкан], слагает свой сан и желает остаться в Томбукту для изучения науки. Когда же воины услышали то, все сразу же бежали и направились в Гао к аскии.

Кадий написал [требуемое], аския дал согласие и назначил своего брата ал-Хади, сына аскии Дауда, правителем Курмины, а брата своего ал-Мустафу сделал фари-мундио. А Мухаммед-Бенкан остался в Томбукту в том положении.

Потом начальники войска усмотрели между собой, что пребывание Мухаммеда-Бенкан в Томбукту не послужит ко благу их и аскии. Они сговорились, пришли к аскии и сказали ему: "Мы предпочитаем себя самих тебе и твоему брату Мухаммеду-Бенкан; а его пребывания в Томбукту мы не приемлем, ибо наши посланные беспрестанно туда ездят для улаживания наших дел в нем. Не перестанут /116/ клеветники говорить, когда увидят гонца кого-либо из нас, направляющегося в Томбукту: "Вот гонец такого-то едет к Мухаммеду-Бенкан!""

Аския выслушал те их слова и запомнил их. Он послал Омара ибн Исхака-Биру-Аскию с людьми, дабы схватить Мухаммеда-Бенкан в Томбукту, приказав ему, чтобы он заключил последнего в тюрьму в Канато. Они прибыли к Мухаммеду-Бенкан в середине дня; [он] спал внутри своего дома, а его конь был привязан в его дворе, и возле него находились рабы фарана, которые ходили за конем. Посланные на своих лошадях поднялись над стеною дома, завесив лица черными повязками и завернувшись в черные кафтаны. Упомянутый Омар метнул в коня дротик, дабы конь умер, чтобы Мухаммед-Бенкан не сел на него верхом и не сразился с ними. Конь очень сильно забился на привязи своей, так что пробудил ото сна Мухаммеда-Бенкан. Он спросил рабов о движении коня; ему сообщили о том, что произошло, и он понял, что это Дело аскии. Конь умер, а [242] посланные схватили фарана и исполнили приказ аскии относительно него. Он оставался в Канато до правления аскии Мухаммеда-Бани. А трое его сыновей — Омар-Биро, Омар-Като и Бемба-Кой-Идье — скрывались, боясь аскии ал-Хаджа, до конца его правления и до конца правления аскии Мухаммеда-Бани. А перед вступлением аскии Исхака они сами объявились и упорно искали упомянутого Омара, чтобы его убить в то междуцарствие. А он узнал и спрятался в отряде [людей], которых называют "сума" (это те, кто присутствуют при вступлении аскии, когда он вступает [на престол]). По их обычаю, они надевают бурнусы — и Омар надел бурнус вместе с ними, пока не вошел аския Исхак. Тогда Омар вышел, потому что смута улеглась и никто не мог ни на кого напасть.

Позднее, когда Букар ибн Аския Мухаммед-Бенкан прослышал о воцарении аскии ал-Хадж Мухаммеда, /117/ он выехал из земли Кала вместе со своим сыном Марбой и прибыл в Гао. Аския ал-Хадж почтил его, назначив его багена-фари, и Букар вернулся в Тендирму (а он, вместе с поименованным своим сыном, считался в войске Курмины), любимый и почитаемый.

Затем аскии рассказали, будто фанданке Бубу-Марьяма поклялся, что никогда его голова не войдет в ворота дворца. И аския послал к багена-фари Букару, чтобы последний отправился к тому продуманно и ловко, дабы его схватить и привезти, когда он не будет знать и не сбежит. Букар сделал то, схватив Бубу-Марьяма и доставив его к аскии. Когда Бубу-Марьяма, закованный в железа, предстал перед аскией, последний ему сказал: "О сын Марьям! Ты — тот, кто поклялся: голова твоя никогда не войдет в мои ворота?" Он ответил аскии: "Не спеши со мною, пока я не скажу "Да благословит Аллах жизнь твою!"" Аския сказал ему: "Говори!" И Бубу-Марьяма поклялся Аллахом Всевышним, что он этого не говорил: "Враги, которые мне желают лишь смерти, — они те, кто говорили это против меня. Да и куда я ушел бы, скрывшись от тебя?!" Аския велел его увести; он оставался [так] некоторое время, но никто из людей не знал, где он, так что полагали, что он ушел из мира сего. И так до одного дня, [когда] аския велел доставить Бубу-Марьяма и сказал ему: "Я желаю тебя возвратить на твое княжество". Но Бубу-Марьяма возблагодарил его за добро, долго призывал на него милость Аллаха и сказал: "Если ты разрешишь мне выбирать, то я не желаю этого..." Аския сказал: "А чего же ты хочешь?" Он ответил: "Быть возле тебя здесь и служить тебе!" То произвело большое впечатление на аскию, по этой причине он пожаловал ему десять лошадей, множество прислужников, дом и одарил его всем добром, которого он [только] хотел или желал. И Бубу-Марьяма остался в Гао, любимый и почитаемый. А на его пост к жителям Масины аския назначил Хамади-Амину.

В конце утра в воскресенье одиннадцатого раджаба девятьсот девяносто первого года [31.VII.1583] скончался кадий [243] ал-Акиб, после /118/ того как наполнил землю справедливостью, так что во всех странах ему не знали в том подобного. В должности кадия он пробыл восемнадцать лет; между его кончиной и кончиною аскии Дауда [прошло] тринадцать месяцев.

А в ночь на понедельник семнадцатое шаабана этого года (5.IX.1583] скончался факих-традиционалист Абу-л-Аббас Ахмед ибн ал-Хадж Ахмед ибн Мухаммед Акит, да помилует их Аллах Всевышний всех вместе.

Полтора года после кончины справедливого кадия ал-Акиба никто не занимал должность кадия в Томбукту, ибо аския посылал по тому поводу к ученейшему факиху Абу Хафсу Омару, сыну факиха Махмуда ⁵⁴⁶, но тот дважды или трижды не принял этой должности. И тем, кто разрешал споры между людьми смешанной крови и путешественниками, был факих Мухаммед Багайого ал-Вангари, а тем, кто решал разногласия между людьми Санкорей, был муфтий факих Ахмед-Могья. Когда же это положение затянулось, благословенный шейх факих Салих-Такунни тайно послал к аскии, чтобы тот написал Абу Хафсу Омару: если-де он не примет должность кадия, то аския назначит на нее невежду и за все, что последний решит, Аллах наутро спросит только с Абу Хафса. Когда последний прочел письмо, то заплакал и согласился. Он вступил на пост кадия в последний день [месяца] мухаррама, открывавшего девятьсот девяносто третий год [1.II.1585], и пробыл на нем полных девять лет.

В девятьсот девяносто втором году, в [месяце] сафаре [13.II —12.III.1584], курмина-фари ал-Хади выехал из Тендирмы, намереваясь [прибыть] в Гао ради мятежа и захвата царской власти. Говорят, что это его братья, что были в Гао при аскии, тайно послали к нему, [сообщая], что у аскии ал-Хаджа не осталось сил энергично выполнять решения и он, [ал-Хади], сможет вступить на престол. Потом они предали ал-Хади и отступились от него.

Когда ал-Хади прибыл в Кабару, он отправил посланца к факиху Омару для приветствия; сам же он не пошел, как было то в его обычае. Затем пошел он своей дорогой, и его повстречали гонцы /119/ аскии ал-Хаджа раньше, чем он достиг [Гао]. Они потребовали у курмина-фари, чтобы он возвратился, но он отказался. Гонцы вернулись и сообщили аскии известия об ал-Хади. Последний прибыл в Гао в ночь на понедельник четвертого раби ал-аввал [16.III.1584], на нем была кольчуга, а перед ним — его трубы, его барабан и прочее. Аския боялся его великим страхом, ибо был ал-Хадж болен, немощен и ни на что не способен. И сказал ему хи-кой Букар-Тьили-Идье: "Назначь меня правителем Денди, чтобы я тебе захватил его!" Аския его назначил на эту должность, потому что с тех пор, как в свое время скончался денди-фари Бана, он никого на нее не назначал.

Букар взялся за дело и проявил рассудительность. К [244] курмина-фари пришли пешком его братья, бывшие тогда там, в том числе Салих, Мухаммед-Гао, Нух и другие. Они сказали ему: "Что тебя привело сюда? Чего ты хочешь? С кем ты советовался и кто с тобой объединился в этом? Не иначе, как ты считал всех, кто есть здесь, женщинами! Подожди же нас здесь, пока не увидишь, что мы можем!" Они вернулись, препоясались [оружием], сели на коней и собрались, решив сразиться с ним. И люди сказали ал-Хади: "Уходи в дом хатиба, пока не наступит примирение между тобой и аскией!" Тот вошел в дом хатиба; аския же, когда услышал о его приходе туда, немедленно выступил и приказал взять его оттуда и доставить к себе. Он велел снять с курмина-фари то, что на нем было; на том была обнаружена железная кольчуга. И сказал ему аския: "Хади, ты всего лишь неблагодарный!" А фари-мундио ал-Мустафа горько заплакал и сказал: "Не такого желал я для этого главы нашего! А чего я желал бы — так это чтобы ты нас поставил позади него [в походе] на государя моси или на государя Бусы (тут он стал перечислять государей), ты бы увидел, что мы бы сделали им вместе с ним!" Упомянутый фари-мундио был единоутробным братом аскии ал-Хаджа, и если бы не это, он бы не способен был на тот поступок. Потом аския велел привести коня курмина-фари, на котором тот был, /120/ а когда увидел коня и рассмотрел его, то сказал: "Брата моего Хади сделал смелым для мятежа только этот конь..." — [и] велел ввести коня в свою конюшню: ведь Аллах Всевышний отличил его знанием лошадей.

Многие сообщники ал-Хади были выпороты, а что касается его дяди по матери, который был главою мятежа, то он умер под этим битьем. Все, что у них было, было разграблено. Аския приказал выслать ал-Хади в Канато, в заключение. И назначил он кала-тья Мухаммеда-Кайя ибн Данколоко на место хи-коя Букара-Тьили-Идье, и тот стал хи-коем. Ал-Хадж повелел ему назначить на его [прежнее] место, с которого тот ушел, того, кто ему, [Мухаммеду-Кайя], понравится. И последний назначил своего сына Букара, и тот стал кала-тья. А аския назначил своего брата Хамида на должность баламы Мухаммеда-Уао после смерти того.

Тогда султан Мулай Ахмед, хашимитский шериф, отправил своего посла с удивительными дарами к аскии ал-Хаджу. Но целью султана в том было собрать сведения о состоянии страны ат-Текрура; поэтому решил он послать в Гао своего посла. Аския встретил посла с почетом; и отправил он султану при возвращении его посланца вдвое больше даров, чем послал [ему] султан, — слуг, мускусных кошек и прочего; а среди всего, что он отправил, [было] восемьдесят евнухов.

А после того пришли известия, что султан послал войско — а в нем двадцать тысяч человек — в сторону Ваддана, приказал им захватить то, что там есть из областей по обоим берегам Реки, и прочее, пока они не достигнут страны Томбукту. Люди [245] предельно испугались того. Затем Аллах рассеял то войско голодом и жаждой, и они рассеялись во все стороны; те же, кто из них уцелел, возвратились к султану, не выполнив ничего из того, чего он желал, по всемогуществу Всевышнего Творца.

Впоследствии султан отрядил каида и с ним — двести стрелков в Тегаззу и приказал им захватить ее жителей. Но те прослышали об этом до прибытия марокканцев и бежали из нее — кто из них бежал в ал-Хамдийю, а кто — в Туат и другие [места]. И каид и стрелки прибыли только в пустой [город]; в нем было лишь очень мало людей. /121/ А их старшины ушли к ас- кии и рассказали ему то. И аския согласился с ними в том, чтобы запретить доставку соли из Тегаззы. В [месяце] шаввале девятьсот девяносто четвертого года [15.IХ — 13.Х.1586] пришло известие о том, чтобы никто не отправлялся в Тегаззу; а кто в нее пойдет — имущество того лишается защиты; тогда люди аза-лая не смогли выдержать без соли и разделились; одни направились в Тинуард и копали там соль в это время, а другие — в прочие места. И на это время они оставили Тегаззу. А каид и стрелки возвратились в Марракеш. И также в этот период ал-Хадж отобрал у своего дяди по отцу, Сулеймана-Канкаго, [должность] бенга-фармы и назначил на нее Махмуда, сына аскии Исмаила.

А в месяце зу-л-хиджжа, завершавшем этот год [13.XI— 11.XII.1586], братья аскии возмутились против него и ушли в Керей, к Мухаммеду-Бани, сыну аскии Дауда. Они привели того с собой, низложили аскию ал-Хаджа и поставили Мухаммеда-Бани аскией четвертого мухаррама, открывавшего девятьсот девяносто пятый год [15.ХII.1586].

Аския ал-Хадж пробыл у власти четыре года и пять месяцев. Он скончался немного дней спустя после того.

ГЛАВА 19

Когда воцарился аския Мухаммед-Бани, он поставил брата своего, Салиха, курмина-фари, а Мухаммеда ас-Садика — баламой, уволив с этой должности Хамида. И поспешил он убить двух своих братьев — фарана Мухаммеда-Бенкан и фарана ал-Хади — в Канато; они погребены в нем один возле другого. Когда ал-Хади услышал о его приходе к власти, то сказал: "Да сделает Аллах мерзкой поспешность! Глупейший, кто вышел из чресл нашего родителя, пришел к верховной власти! Ведь что касается ал-Хаджа, то он не убил ни одного из своих братьев, пока /122/ не кончились дни его!"

Братья аскии презирали его [царское] достоинство. Его характер не удовлетворял ни их, ни прочих. И дни его [правления] были [заполнены] несчастьями и голодом. Братья договорились о его смещении и возведении на престол бентал-фармы Нуха. Нух поддержал их в этом, и они условились, что в определенную ночь, в специальном месте он прикажет трубить в [246] свои трубы, а братья соберутся к нему в это место и поставят его государем.

Потом тайна была открыта аскии, но Нух не знал об этом. Аския схватил хи-коя Мухаммеда-Койя, отца кала-тьяга Букара, тьяга-фарму ал-Мухтара и других сановников, которые сошлись на том взгляде, и уволил их в отставку. Нух прибыл в условленное место и приказал трубить в рог, но никого не увидел и бежал. Их настигли [посланные] люди и схватили Нуха вместе с его братом фари-мундио ал-Мустафой; по приказу аскии они заключили Нуха в тюрьму в земле Денди.

Аския отставил кала-тьягу Букара, и тот вернулся в Тендирму. После него Мухаммед-Бани назначил одного из харатин ⁵⁴⁷ Тендирмы, и тот стал кала-тьяга. Впоследствии умер Карсалла — масина-мундио, и аския поставил на его пост кала-тьяга Букара; тот стал масина-мундио. Он сделал себе хи-коем Соркийю, Али-Тиавинди — тьяга-фармой, а своего брата Исхака ибн Дауда — фари-мундио.

Затем балама Мухаммед ас-Садик, сын аскии Дауда, убил кабара-фарму Алу — притеснителя, развратника — вечером в воскресенье седьмого раби ас-сани девятьсот девяносто шестого года [5.III.1588]. Произошло то в Кабаре; Аллах Всевышний дал мусульманам вздохнуть после зла его. Но балама захватил все, что заключал в себе дворец кабара-фармы из богатств, и возмутился против аскии Мухаммеда-Бани. Он послал к своему брату курмина-фари Салиху, [с тем] чтобы тот прибыл, дабы быть аскией, потому что он-де к этому [сану] ближе всего по возрасту. Салих пришел со своим войском, но, когда он приблизился к Кабаре, советники сказали ему: "Остановись здесь, потому что балама Садик — изменник, [он из] хитрецов и обманщиков. Пошли [сказать] ему, чтобы он отправил к тебе все, что забрал во дворце кабара-фармы. Потому что ты к этому бли- же, /123/ раз он тебе говорит о верховной власти. Если он держится истины, то пришлет [это] тебе, если же нет, то не пришлет!". Салих послал к баламе, тот отказался, и ему стало очевидно, что балама неискренен. Между ними обоими начался раздор, они сразились, и вечером в среду двадцать четвертого раби ас-сани упомянутого года [23.III.1588] балама Мухаммед ас-Садик убил Салиха; между его убиением и убиением кабара-фармы [прошло] семнадцать дней.

Оба войска собрались к баламе, и он решил направиться на Гао, дабы сместить аскию Мухаммеда-Бани. Он послал к бенга-фарме Махмуду ибн Исмаилу [сказать], чтобы тот пришел и был бы вместе с ним. Но Махмуд убоялся и бежал из Бенги в Гао. А Мухаммед-Кой-Идье ибн Йакуб был тот, кто метнул дротик первым в фарана Салиха при столкновении и попал в него. Позднее балама вторично пронзил Салиха копьем, и тот сразу умер. А после захода солнца балама велел обрядить его и похоронить.

Случилось, что маренфа ал-Хадж ибн Йаси, [внук] [247] повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, приехал в Томбукту просить у слуг аскии, что были в городе, предстательства в том, что он задумал относительно женитьбы на дочери аскии Мухаммеда-Бани. Он приехал в Кабару к баламе Мухаммеду ас-Садику, чтобы его приветствовать, [еще] до событий, случившихся при посредстве баламы, в смысле убиения кабара-фармы и убиения курмина-фари. И тот сказал: "Ты видел положение, в котором мы находимся... Я хочу, чтобы ты был с нами!" Маренфа ответил: "О балама, клянусь Аллахом, пока движется хоть один палец, я ни за кем не последую из-за аскии Мухаммеда-Бани..." Балама начал его улещивать ласковыми словами, вплоть до того, что сказал ему: "Если желаешь, чтобы я тебе дал в жены свою дочь, прибавь ее к дочери Мухаммеда-Бани!" Маренфа ответил ему: "О Садик, клянусь Аллахом, пока движется хоть один палец, я ни за кем не последую из-за аскии Мухаммеда-Бани!" Балама обратился к нему по имени, без прозвания, дабы отрезать ему надежду, схватил маренфу и держал его в тюрьме, пока мятеж не стал несомненным и неизбежным. И сказал баламе /124/ кой-идье (а он был из ближайших к нему людей и вернейших из них): "Отпусти маренфу и захвати помыслы его добрыми делами, ибо тот, кто пребывает в мятеже, нуждается в подобных ему!" Балама отпустил того, обошелся с ним добром, подарил ему одного из своих верховых коней и велел снять оковы с его ног. Маренфа сел на коня ( на ноге его оставалось еще одно кольцо из пары оковных колец), тотчас же бежал, направился в Гао и рассказал [эту] историю аскии.

Затем балама направился к Гао с большим войском из жителей запада, в том числе были: багена-фари Букар, хомбори-кой Манса, бара-кой Омар, кала-тья Букар и прочие. Из Кабары он выступил во вторник первого джумада-л-ула [29.III.1588] и пошел в соответствии со своим замыслом.

Когда Мухаммед-Бани прослышал о том, он пришел в беспокойство от дела баламы и в субботу двенадцатого [числа] упомянутого месяца [9.IV.1588] вышел из Гао с войском навстречу ему. Но в тот же день он умер в середине дня в своей ставке — говорят, от гнева, потому что на нижней его губе обнаружены были раны от зубов. И люди слышали, как он говорил, когда до него дошла весть о том, что балама идет к нему, чтобы его сместить: "Да сделает Аллах мерзким царствование его! Потому что он низкий, подлый и презренный — если бы не то, как бы выступил против меня Садик, говоря обо мне эти речи!"

Но говорят, и что умер он от жира, ибо был очень тучен, а выступил в сильно жаркий день одетым в железную кольчугу. Во всяком случае, умер он от ярости.

А войско повернуло в Гао; один хуку-корей-кой отделился от них с четырьмя тысячами всадников из евнухов ⁵⁴⁸. /125 / [248]

На следующее утро, в воскресенье тринадцатого джумада-л-ула девятьсот девяносто шестого года [10.IV.1588], к власти пришел аския Исхак, сын аскии Дауда (он был первым из его сыновей, [рожденных] Даудом после его восшествия на престол). Что же касается Мухаммеда-Бани, то он пробыл у власти всего лишь один год, четыре месяца и восемь дней.

В субботу девятнадцатого [числа] этого месяца [16.IV.1588] посланец аскии Исхака прибыл в Томбукту с вестью о его воцарении. Но дело его казалось жителям Томбукту сомнительным, потому что балама находился в пути, и, когда ему стало достоверно известно, что Исхак принял верховную власть, он собрал войско, что было с ним на месте, и они ему присягнули и провозгласили его аскией. И балама отправил гонца к жителям Томбукту, и велел им схватить посланного Исхака. Тот прибыл в понедельник двадцать первого [числа] этого месяца [13.IV.1588]. Жители же, как и приказал им балама, взяли посланца Исхака и бросили его в тюрьму. Многие из людей радовались тому, в их числе — томбукту-кой Букар, магшарен-кой Тибирт-аг-Сейид и ал-Кейд ибн Хамза ас-Сенауи. Они устроили торжества, подняли на террасы домов барабаны и били в них от радости по поводу прихода к власти Мухаммеда ас-Садика. Ибо жители Томбукту очень его любили — он заблуждался сам и ввел в заблуждение их.

Потом прекратилось [движение] новостей между Томбукту и Гао. Передают со слов факиха Бубакара-Ланбаро, катиба и министра пера, будто он сказал, что Гао-де по прошествии недели правления аскии Исхака стал таким, как будто в нем не было души, — по причине страха перед баламой Мухаммедом ас-Садиком и боязни его. И когда-де он, [Бубакар], увидел то (а он знал, что балама бесстыден, что первыми, с кого начнется [проявление] его бесстыдства, будут талибы /126/ и факихи), то, считая себя ученым, пошел в полуденное время к аскии. Он вошел к нему, и аския сказал ему: "Что тебя привело в этот момент?" [Бубакар говорит]: "Я ему сказал: "Да благословит тебя Аллах и да украсит он твои дни! С того времени, как вошел я в этот высокий дворец, мы не слыхивали о втором царе у людей Сонгай..." Он мне ответил: "Аския-альфа, это то, чего я раньше не знал и о чем не слыхивал! Разве есть у людей Сонгай второй царь?" Я ему сказал: "Аллах да благословит твою жизнь, [он] существует: это тот, кто снаружи попирает ногами шеи твоих людей, ты же сидишь внутри!" И я принялся ему перечислять [деяния] того от эпохи его деда до времени аскии Мухаммеда-Бани. А аския мне сказал: "Так ты это имел в виду?" Я ему ответил: "Да, да благословит Аллах твою жизнь..." Он сказал: "Среди этих людей я не знаю такого, кто бы был достойным [противником] этому..." Я ему ответил: "Не говори этого: благодать на лице земли не прекратилась! Есть два [249] твоих сына — Омар-Като ибн Мухаммед-Бенкан и Мухаммед, сын аскии ал-Хаджа; в них [соединилась] вся благодать. Пошли к ним обоим, чтобы они пришли сию же минуту, и обойдись с ними добром, так, чтобы они оба в нем утонули!""

Аския послал сначала за Омаром-Като. Вместе с тем в его доме жил его воспитатель, слуга его отца — Дьебой; и был он более храбр и отважен, чем Омар. Омар испугался великим страхом того вызова в такое время. Он пошел устрашенный и испуганный. Дьебой же, испуганный, остался дома. Когда Омар предстал перед аскией, тот ему сказал: "Сын мой Омар, со дня, когда вы здесь поднимали прах, я тебя не видел до этой минуты. Разве же вы не знаете, что этот дворец — ваш дворец, а я в него вступил только из-за вас? Да не удалится твоя нога от меня!" И одарил он Омара всеми видами многочисленных благ — великолепными одеждами, полями ⁵⁴⁹, каури и прочим; пожаловал ему коня из числа своих верховых лошадей. Омар посыпал голову прахом /127/ и поспешно вышел к своему дому.

Он застал Дьебоя в печали и горе, какие знает лишь Аллах. Когда Омар вошел к нему, Дьебой сказал: "Что там?" Он ему ответил: "Я умер..." Тот воскликнул: "Я сам — выкуп за тебя, я умру вместо тебя! Скорее же [изложи] мне новости!" Омар ему ответил: "Потерпи, пока не увидишь". И вошли посланные аскии со всеми дарами. И Дьебой сказал: "Уж не от этого ли? От сего ты не умрешь! Так от чего же умрешь ты? Свободный умирает только от добра — так продолжай же умирать от подобного этому, а я тебя в том опережу..."

Потом аския позвал Мухаммеда, сына аскии ал-Хаджа, и сделал для него подобное тому поступку.

Наутро Омар-Като нарядился, сел на своего коня и отправился ко дворцу аскии. Тот был на своей аудиенции, с многочисленным обществом в ней. Омар стал горячить своего коня, [толкая его] вперед и назад, пока не закончил обычный обряд, а потом, после того как было ему предложено, заговорил и сказал уандо: "Скажи аскии: эта группа людей Сонгай говорит то, чего не делает! Они — те, кто удерживает в устах своих и воду и пламя. И всякий, кто здесь к тебе обращался в первый раз, говорил неправду. А вот завтра придет Садик, и, когда мы с ним встретимся, вот это копье, которое вонжу я в сына его матери! И всякий, кто искренен, пусть скажет подобное этой речи!" И общество рассеялось, опоясываясь [оружием], и все говорили подобное этому.

В пятницу восемнадцатого джумада-л-ула [15.IV.1588] балама Мухаммед ас-Садик остановился со своим войском в Комбо-Корей. Был поставлен его шатер, он в него вошел. Первым, кто с ним туда прибыл, был упомянутый маренфа ал-Хадж; когда он увидел шатер баламы, то погнал своего коня и гнал его, пока не приблизился к ним. И, крикнув громко: "Где Садик?!", он метнул дротик в шатер, так что тот чуть не обрушился (балама же находился внутри него), и поскакал [250] обратно. Потом прибыл отряд туарегов, а затем и остальная конница аскии, подобно рою стрекоз.

Балама и его товарищи встали, подняли дротики свои ⁵⁵⁰ и изготовились для битвы. И погнал балама [коня] /128/ и гнал его, устремясь в сторону аскии Исхака. Но его встретили Омар-Като и Мухаммед, сын аскии ал-Хаджа. Омар-Като метнул дротик в голову баламы, но дротик улетел в небо из-за шлема, что был на его голове. И балама сказал: "Сын мой Омар-Като, это ты метнул в меня железо?!" Но тот ему ответил: "Тункара (а это — слово, которым выражают почтение к баламе и курмина-фари), среди нас нет ни одного, [кто бы], если бы аския его поставил в это твое высокое положение, не поддерживал его достойно!" Сердце баламы разбилось, но он возвратился к своему делу, и продолжали он и его товарищи сражаться с войском аскии на протяжении того дня, пока не был балама обращен в бегство. В бегстве он направился в Томбукту, а аския вернулся в свой дворец. Затем он послал вдогонку баламе людей и велел им схватить баламу, куда бы тот ни направился.

Что до жителей Томбукту, то у них не было вестей о том, что произошло между противниками, как вдруг к ним прибыл сам балама Садик — в среду двадцать восьмого [числа] упомянутого джумада-л-ула [25.IV.1588], сообщил им о разгроме своего войска. И рассказал, что, в то время как в пятницу он был в Комбо-Корей, вдруг поднялось над ними большое [облако] пыли от великого войска аскии Исхака, [что] они встретились, сражались от восхода до захода солнца и [что] среди них погибло множество народа. И тогда-де он обратил спину вместе с хомбори-коем, бари-коем и багена-фари Букаром — и все они ранены, за исключением одного только багена-фари.

Потом Садик пошел в Тендирму и переправился через Реку на сторону Гурмы; и вместе с ним были хомбори-кой Манса и бена-фарма Дако. Их настигли люди, что его преследовали, схватили их и доставили их в Канато. В нем были убиты по приказу аскии Садик и бена-фарма Дако. Их обоих похоронили по соседству с Бенканом и Хади. Эти четыре могилы там известны. Что же касается хомбори-коя, то его доставили /129/ к аскии. Тот его поместил в Сонно-коро; на нем зашили бычью шкуру, и аския [велел] его бросить в яму глубиною в два шага в своей конюшне. Он был заживо засыпан землей и умер от этого. Прибегнем же к Аллаху от людской тирании!

Исхак отправил своих посланцев в Томбукту, чтобы они схватили магшарен-коя Тибирта и томбукту-коя Букара, приказав им убить их там. А что касается ал-Кейда ибн Хамзы, то его аския простил, ибо был тот бедным купцом-портным, не имел влияния и не внушал ему беспокойства. А святой Аллах Всевышнего сейид Абд ар-Рахман, сын факиха Махмуда, говорит: "Если было бы полным прощение его в отношении тех двоих! Они не имели влияния, даже если бы оба были в его власти..." Но когда посланные аскии доставили ему обоих, он [251] обоих убил. И принялся Исхак искоренять сообщников Садика в мятеже: многих из них перебил, многих заточил в тюрьму и многих подверг порке тяжелыми, плотно сплетенными ремнями. Что до Мухаммеда-Кой-Итье, сына Йакуба, то он умер под ударами. А что касается Йакуба Улд Арабанда, то он был доставлен пред аскию и начал говорить глухим голосом. Но уандо сказал ему: "Повысь свой голос, о сын господина! Разве так ты говорил перед Садиком?" Йакуб возвысил голос, так что превзошел [дозволенный] предел (уандо хотел таким образом [сделать] ему зло); тогда его избили так, что он чуть не умер; но срок его еще не настал в тот момент.

Исхак бросил в тюрьму в Кабаре азауа-фарму Букара ибн Йакуба, и того освободил паша Махмуд ибн Зергун. Он заточил бара-коя и кала-тья Букара в одном месте; они оба освободились во время мятежа паши Джудара и возвратились в свои области и в свои управления без чьего-либо повеления.

Затем привели Букара ибн Алфакка-Донко. Когда он предстал перед аскией, тот сказал ему: "Эй ты, кой-тья, который не достиг на протяжении [всей] своей жизни должности, на которой бы [смог] покрыть свои седины тюрбаном" ⁵⁵¹. Потом аския сказал: "Позовите кори-дья!" Того привели, и аския ему сказал: "Возьми его и укрой его — это злобный старик..." Исхак сделал то, чтобы оскорбить и принизить Букара: кори-дья был злоязычник, очень известный поношениями и бранью, и кой-тья оставался для него мишенью.

Потом к аскии привели корка-мундио Сорко Улд /130/ Кала-тья. И он ему сказал: "О старик, ввязывавшийся в мятежи! Ты не выйдешь из моих рук, пока не перечислишь мне один за другим все мятежи, в которых ты участвовал!" Тот ответил: "Ни в одном из них не подвергался я обиде, подобной той, которую испытал в этом..." Аския рассмеялся и сказал: "Уходи, [ты] прощен ради любви к Аллаху Всевышнему!"

Тогда привели Саида-Мара; был он немощен и очень худ, но разговорчив и злоязычен [и] пожирал доброе имя людей. Когда Саид предстал перед аскией, тот сказал: "Взгляни на него: если я его посажу на конец трости, он усядется. Но когда язык его уколет камень, он проткнет его! Где канка-фарма?!" Последний явился, и аския сказал: "Выведи его и огласи о нем с начала города до его конца: [кто] его обнаружит сидящим позади дома Бита или идущим по городу в середине ночи или в конце ее — да метнет в него железо; и пролитие его крови дозволено, а кто его оставит и не убьет его, оставит [в живых] врага Аллаха и его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует, и оставит моего врага..." Саида Мара обвели вокруг города, как велел аския, пока не оказалась против него большая соборная мечеть. [Тут] Саид высвободился из пут, которые были [привязаны] к луке седла глашатая, и вбежал в мечеть, чтобы просить заступничества. Весть эта дошла до имама, и он пошел к аскии ради предстательства [за того]. Аския [252] велел привести Саида-Мара, а имаму сказал: "Иди, я ведь простил его..." Но Саид сказал имаму: "Не уходи! Осталось еще одно заступничество, которого я желаю [от тебя] ради святости твоей и святости соборной мечети: чтобы подобно тому, как было обо мне объявлено о законности пролития крови, объявили о прощении, а люди бы все это услышали. Чтобы не убили они меня напрасно: ведь враги мои в городе многочисленны..." Аския расхохотался и отдал для него приказ о том.

Аския разом взялся за этот розыск, пока не завершил то, чего желал в отношении той группы. Затем он назначил Махмуда ибн Исмаила над Курминой и сделал его курмина-фари; брата своего Мухаммеда-Гао он поставил баламой, а Мухаммеда-Хайга, сына фарана Абдаллаха, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, — бенга-фармой. Аллах Всевышний наделил Мухаммеда-Хайга и его брата, тонки-фарму Тилити, исклю- чительною красотой, которой не /131/ видывали подобной видящие среди всех сонгаев. Когда они прибыли в Томбукту, люди шли за ними ради того, чтобы видеть ту красоту.

Он сделал Йомбу Улд Сай-Йоло фари-мундио, ал-Хасана — томбукту-коем, а Аг-Умадола, брата Тадегмарта, — маг-шарен-коем. Он и ал-Хасан были у народов своих последними султанами при державе сонгаев. Что касается ал-Хасана, то он покорился арабам (т. е. марокканцам. — Л. К.), что же до Аг-Умадола, то он не подчинился до самой кончины.

Затем аския убил своего брата Йасиборо-Биру, сына аскии Дауда, — несправедливо и незаконно. Об этом постарался его придворный — йайя-фарма Бана-Итье. Он рассказал, будто Йасиборо желает верховной власти — а тот был из числа лучших детей Дауда, прекраснейший из них характером и величайший из них целомудрием; он совершенно не предавался излишествам — а это у царевичей полностью отсутствовало.

Что касается багена-фари Букара, то он вернулся вТендирму и вступил под покровительство факиха кадия Махмуда Кати, дабы последний вступился за него перед аскией Исхаком. Но его сын Марба порицал его за то, и намерение Букара переменилось. Они выехали, направившись в Калу, и прожили в городе, который называется Медина, до прихода отряда паши Джудара.

Позднее, во времена Исхака, скончался денди-фари Букар-Тьили-Итье, и аския поставил после него денди-фари ал-Мухтара. Скончался и кала-тья, которого назначил аския Мухаммед-Бани. Кунти-мундио ал-Хасан явился в Сонгай просить это наместничество и оставался на нем, пока не пришел паша Джудар и не рухнула династия.

В девятьсот девяносто седьмом году [20.ХI.1588 — 9.ХI.1589] аския предпринял поход на немтаноко — неверующих Гурмы. И умер из участников похода бенга-фарма Мухаммед-Хайга. Когда Исхак возвратился в Гао, то назначил после него [253] Усмана-Дорфана, сына Букара- /132/ Кирин-Кирини, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда. Усман был тогда очень стар и сказал аскии: "Если бы не то, что от твоей милости не отказываются, я не принял бы это назначение из-за преклонности лет моих. Потому что я был в числе [тех] сорока всадников, которых отобрал аския Исхак-Биру в Кукийе, чтобы доставить его сына Абд ал-Малика в дом хатиба в Гао, когда он, [Исхак], отчаялся в жизни своей во время болезни, приведшей его к смерти. Да, ведь он сказал правду, ибо этот аския Исхак не получил потом никогда [хорошего преемника]".

Затем, в девятьсот девяносто восьмом году [10.ХI.1589 — 29.Х.1590], аския ходил походом на Тинфину — также [на] неверующих Гурмы. В начале же [месяца] зу-л-хиджжа, завершавшего упомянутый год [1.Х—29.Х.1590], скончалась моя бабка, мать родителя моего, Фатима, дочь сейида Али, сына Абд ар-Рахмана, родом из соратников [пророка]; и была она похоронена по соседству со своим мужем, моим дедом Имраном, да помилует их Аллах Всевышний! Аминь!

В девятьсот девяносто девятом году [30.Х.1590—18.Х.1591] Исхак решил совершить поход в Калу — он был озабочен ее делами, тогда пришла весть об отряде паши Джудара, и аския беспокоился из-за него. Но Джудар забыл о Кале и оставил ее у себя за спиной.

С момента, когда воцарился аския Исхак, до дня, когда его войско обратил в бегство при столкновении паша Джудар, [прошло] три года и тридцать четыре дня. А от разгрома до сражения с пашой Махмудом ибн Зергуном при Дьендьене — шесть месяцев и семь дней. И история о том еще последует, если пожелает Аллах.

А в начале /133/ года, завершавшего тысячу [19.Х.1591— 7.Х.1592], Исхака низложил его брат Мухаммед-Гао и захватил верховную власть над сонгаями. Но пробыл он на царстве всего лишь сорок дней. Его схватил паша Махмуд, и он был отстранен. Мы, однако, не знаем, сколько продержался Исхак после столкновения при Дьендьене до дня, когда его сместил Мухаммед-Гао.

Дополнение. Что касается повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра, то дети его, мужского и женского пола, были многочисленны. Среди них были те, кто назывались одним и тем же именем. В их числе были аския Муса, Муса-Йонболо и керей-фарма Муса. У него было три Усмана — курмина-фари Усман-Йубабо, Мори-Усман Сейид и Усман-Конко-ро; три Мухаммеда — Мори-Мухаммед Комбо, Мухаммед-Кодира и Мухаммед-Корей; три Сулеймана — Сулейман-Катенга, бенга-фарма Сулейман-Канкага (он был последним из его детей, [родившимся] во время его заточения на острове, называемом Канкага) и Сулейман Ганда-Корей; было у него три Омара — Омар-Кукийя, Омар-Туту и Омар-Йобого; у него было и три Букара — Букар-Гуро, Букар-Сонфоло и Букар-Кирин-Кирини; [254] и три Али — Али-Уайе, Али-Касира и бенга-фарма Али-Биру-Кини. Были также и другие из числа его детей — хари-фарма Абдаллах и фаран Абдаллах, единоутробный брат Исхака-Биру; аския Исмаил; аския Исхак; аския Дауд; курмина-фари Йакуб; ат-Тахир; Махмуд-Донкоро; Махмуд-Денди; бенга-фарма Хабибуллах; балама Халид; Иаси; Ибрахим; Фамао; Йусуф-Кой и другие.

/134/ В числе его дочерей были: Уэйза-Бани; Уэйза-Итье-Хани; Уэйза-Айша-Коро; Уэйза-Хафса; Айша-Бенкан — мать баламы Мухаммеда-Корбо; Айша-Коро — мать баламы Мухаммеда, Ао, Бентьи; Хаудакой — мать хомбори-коя Мансы; Хава-Адама, дочь Танбари; Мага-Мори; Мага-Масина; Фураса — мать дирма-коя Маненки; Киборо, единоутробная сестра аскии Исмаи-ла; Софо-Кара; Дадал; Йана-Хосор; Фати-Хиндо — мать Абд ар-Рахмана Фати-Итье; Фати-Уэйна; Кара-Тутьили, мать Сейида-Кара.

Что касается его отца, то имя его было Абу Бекр, а называли его Бар; говорили, что он был торонке (но говорили, и что силанке) ⁵⁵². Мать аскии ал-Хадж Мухаммеда была Касай. Его братьями были курмина-фари Омар Комдьяго и курмина-фари Иахья. А что касается его брата Омара, то у него среди сыновей были аския Мухаммед-Бенкан; курмина-фари Усман-Тинфаран; бенга-фарма Али-Дьялил; Мухаммед Бенкан-Кума и Алфага-Донко.

Мать аскии Мусы была Диара-Коборонке. Сначала она была невольницей коборо-коя и родила ему сына, и последний стал государем. Затем повелитель аския ал-Хадж Мухаммед захватил ее в полон раньше, чем стал государем, — и она ему родила аскию Мусу. Затем ее взял у аскии в бою между ними босо-кой; она родила ему сына — и был тот султаном в Босо.

Мать аскии Исмаила, Мариам-Дабо, была вангара; аскии Исхака — Биру-Кулсум — из Дирмы; мать аскии Дауда, Сана-Фарио, была дочерью фара-коя; мать аскии Мухаммеда-Бенкан — Амина-Кореи; мать аскии ал-Хаджа ибн Дауда — Амина-Ваи-Барда; мать аскии Мухаммеда-Бани — Амиси-Кара; матерью же Исхака-Дьогорани была Фатима- /135/ Босо, дьогорани.

Матерью ал-Хади была Диа-Биру-Бенда; матерью курмина-фари Усмана-Йубабо — Камса-Мименкой; матерью Усмана-Тинфарана — Тати-Дьяанки; матерью курмина-фари Хамаду-Арьяо — сестра аскии ал-Хадж Мухаммеда, повелителя, отцом же его был балама Мухаммед-Корей; брат последнего, Масосо, был отцом Мухаммеда-Бентьи.

Что касается первого курмина-фари, то им был Омар Комдьяго; затем был Йахья; потом Усман-Йубабо; потом Мухаммед Бенкан-Кириа; затем его брат Усман-Тинфаран; затем Хамаду-Арьяо, сын баламы Мухаммеда-Кореи; затем Али-Кисира; потом Дауд; потом Катийя; затем Йакуб; затем Мухаммед-Бенкан; потом ал-Хади; затем Салих; наконец, Махмуд ибн Исмаил. [255]

Первым баламой ⁵⁵³ был Мухаммед-Корей — его убил аския Муса, когда он уехал в Мансур. Затем были: Махмуд-Дандумийя, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда; затем Хамаду Улд Арьяо; затем Али-Касира; затем Котийя; затем Хамид; потом Мухаммед Улд Далла; затем Мухаммед Уао Улд Даанка-кой; потом Хамаду, сын аскии Дауда (аския Мухаммед-Бани его уволил и сослал в Дженне, так что умер он там); затем Мухаммед ас-Садик и, наконец, Мухаммед-Гао.

Первый бенга-фарма был Али-Йомро. Затем был Балла; потом Бара-Коро, отец Амины-Кайя, матери аскии ал-Хаджа (а он не соответствовал тому сану); потом Али-Бендикони, сын повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, — его матерью была рабыня Аджеро из жителей Кисо, а он не смог выполнять свои обязанности, аския Исхак его сместил, и он жил у хозяев своей матери ⁵⁵⁴. /136/ Затем был Букар-Биро, сын Мори Мухаммеда, сына аскии ал-Хаджа; его Исхак продержал в этой должности долго. Потом был справедливый Али-Дьялил; затем Сулейман-Канкаго (аския ал-Хадж сместил его и выслал в Дженне, так что там он и умер). Затем — Махмуд ибн Исмаил; затем Мухаммед-Хайга; наконец, Усман-Дарфоно.

Что касается аскии Дауда, то у него было множество детей мужского и женского пола. Из мужчин были шестеро, имя всех их было Мухаммед: Мухаммед-Бенкан, ал-Хадж Мухаммед, Мухаммед-Бани, Мухаммед ас-Садик, Мухаммед-Гао и Мухаммед-Сорко-Идье. Двое были Харунами — Харун-Денкатайя и Харун-Фати-Тора-Идье. Затем были: Хамаду; ал-Хади; Салих; Нух; ал-Мустафа; Али-Тонди; Махмуд-Фарарадье; Ибрахим (а он поехал в Марракеш); Дако; Ильяс-Кума; Сахнун; Исхак; Идрис; маренфа Анса; ал-Амин; Иаси-Боро-Биру; Сан; Сулейман-Диао; Зу-л-Кифи и другие.

Из женского же пола были: Бита, супруга магшарен-коя Махмуда-Биро ал-Хаджа ибн Мухаммеда ал-Лима; Каса, супруга дженне-коя Иомба-Али — она поехала в Марракеш; Фати, супруга сатонке; Уэйза-Хафса; Уэйза-Акайбоно и Хафса-Кимара. И многих из их числа взяли в жены ученые, факихи, купцы и начальники войск.

Что касается сына Дауда, курмина-фари Мухаммеда-Бенкан, то, насколько нам известно, у него среди детей было четверо мужского пола: Омар-Биро; Омар-Като; Йомба-Койра-Итье и Саид; последний ездил в Марракеш и там сделан был аскией — в этом сане он и поныне ⁵⁵⁵.

Что же до сына Дауда, аскии ал-Хадж Мухаммеда, то, сколько мы знаем, у него детей было трое — двое мужского пола: Мухаммед и Харун ар-Рашид (этот был аскией при правлении арабов ⁵⁵⁶). Третий [ребенок] был женского пола; имя ее было Фати-Туре. Она поехала в Марракеш и в нем же умерла подобно тому, как умерли остальные [двое]. [256]

/137/ ГЛАВА 21

Прибытие паши Джудара в Судан. Был он молодец невысокого роста и голубоглазый. А дело было в том, что на Улд Киринфила (а это был человек из числа слуг повелителей Сон-гай) разгневался повелитель аския Исхак, сын Дауда, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, и послал его в Тегаззу, имея в виду заточить его там (а Тегазза была из числа их стран, которыми аския обладал и правил). Но волею Аллаха и решением его оказалось, что Улд Киринфил освободился из той тюрьмы и бежал в красный город Марракеш, к его повелителю шерифу Мулай Ахмеду аз-Захаби, но не застал того — он удалился в город Фес, дабы наказать шерифов, что были в нем. Мулай Ахмед выколол им глаза, и от того многие умерли из них — все мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвратимся. Сделал то Мулай Ахмед, ища благ сей жизни, — прибегнем же к Аллаху!

Улд Киринфил написал письмо и послал его Мулай Ахмеду. Он сообщал ему о своем прибытии и об известиях относительно сонгаев, о том, что те-де находятся в положении зиммиев, имея низкую натуру и слабые силы ⁵⁵⁷. Он побуждал шерифа забрать эту землю из их рук.

Когда Мулай Ахмед получил письмо Улд Киринфила, он написал послание повелителю аскии Исхаку, сообщая тому в нем о своем [предстоящем] прибытии к сонгаям и что-де в эти дни он выехал в город Фес; но чтобы, если Аллах пожелает, аския увидел его [дополнительное] письмо в пакете с посланием его. И среди всего, о чем в нем говорил Мулай Ахмед, было [предложение], чтобы аския передал ему харадж с россыпи в Тегаз-зе ⁵⁵⁸, ибо на нее у него больше прав, чем у аскии, так как он, [шериф], оградил и оборонил сонгаев от неверующих христиан, и прочее ⁵⁵⁹.

Мулай Ахмед послал это письмо со своим посланцем к аскии, в город Гао. Сам же он продолжал быть в Фесе в период месяца сафара девятьсот девяносто восьмого года хиджры пророка [10.ХII.1589 — 7.I.1590], да будут молитва и привет над благороднейшим, совершившим ее! Я собственными глазами читал это послание.

Затем Мулай Ахмед возвратился из Феса в Марракеш. По дороге на него обрушился снег, так что он чуть не умер /138 /от него. Многие из его людей лишились рук и ног; в свой город они прибыли в плохом состоянии — попросим же у Аллаха Всевышнего защиты от его бед!

Повелитель аския Исхак не дал ему согласия на то, чего он просил в отношении передачи той россыпи. Напротив, в ответе своем он осыпал Мулай Ахмеда худыми словами и вместе со своим ответом отправил ему дротики и пару железных сандалий. Когда то прибыло к шерифу, он решился послать в поход на аскию отряд. И в наступившем месяце, священном [257] мухарраме, открывавшем девятьсот девяносто девятый год [30.Х — 28.XI.1590], Мулай Ахмед отправил на Сонгай, чтобы их повоевать, большой отряд; в последнем было три тысячи стрелков, конных и пеших, и двойное число сопровождающих всякого рода и вида — ремесленников, врачей и прочих. Над этим отрядом он поставил пашу Джудара, а вместе с ним девятерых каи-дов: каида ал-Мустафу ат-Турки; каида ал-Мустафу ибн Аскара; каида Ахмеда ал-Харуси ал-Андалуси; каида Ахмеда ибн ал-Хаддада ал-Омари, каида махзена ⁵⁶⁰; каида Ахмеда ибн Атийю; каида Аммара ал-Фата ал-Илджи (Т.е. "неараб>, "ренегат"); каида Ахмеда ибн Йусуфа ал-Илджи; каида Али ибн ал-Мустафу ал-Илджи (он был первым каидом, назначенным над городом Гао, и умер вместе с пашою Махмудом ибн Зергуном, когда тот был убит в ал-Хаджаре). Затем были каид Бу-Шейба ал-Омари и каид Бу-Гейта ал-Омари и двое кахийев — кахийя Ба-Хасан Фарид ал-Илджи над правым крылом и кахийя Касим-Уардун ал-Андалуси над левым. Это — те, кто шел с Джударом из числа каидов и кахийев.

Мулай Ахмед сообщил им о [предстоящем] выходе той земли из-под владычества черных и об объеме того, чем должно завладеть то его войско из благ, по его подсчетам ⁵⁶¹. И те отправились на жителей Сонгай.

Когда до сонгаев дошло известие /139/ об этом отряде, повелитель аския Исхак собрал для совета об их мнении и о линии поведения своих военачальников и сановников своего царства. Но всякий раз, когда аскии подавался верный совет, они его отбрасывали за спины свои. Ибо опередило спешащего знание Аллаха Всевышнего, чье решение не может быть отвергнуто, а веление отложено, о гибели царства сонгаев и пресечении династии их.

Случилось так, что Хамму ибн Абд ал-Хакк ад-Драи находился в то время в Гао, намереваясь путешествовать; повелитель аския Исхак приказал шейху Ахмеду-Тувейригу аз-Зубейри схватить его и бросить в тюрьму (а Хамму был управляющим сонгаев в Тегаззе). Аския утверждал, будто он приехал в Гао лишь для того, чтобы шпионить в пользу повелителя Ахмеда аз-Захаби. И повелитель Исхак заточил Хамму, Рафи, Ахмеда Нин-Биру и ал-Харруши, отца Ахмеда ал-Амджеда.

Тем временем марокканцы достигли Реки возле селения Карабара ⁵⁶² и остановились там. Паша Джудар устроил большой пир от радости по случаю достижения ими Реки невредимыми, ибо то [считали] они знаком достижения ими желаемого и их успеха в их усилиях для повелителя их. И было то в среду четвертого джумада-л-ула, в [девятьсот] девяносто девятом году хиджры [28.II.1591], как было сказано.

Марокканцы не шли через город Араван; напротив, они прошли мимо него с восточной стороны, наткнувшись на верблюдов Абдаллаха ибн Шайна [258] ал-Мухаммеди. Джудар взял из них столько, сколько марокканцам было нужно. Абдаллах же сел верхом и отправился в Марокко, к повелителю Мулай Ахмеду в Марракеш, принеся ему жалобу на то, что его, [Абдаллаха], постигло из несправедливости с их стороны. Он был первым, кто сообщил Мулай Ахмеду о достижении Реки тем отрядом. Абдаллах сказал: "Первый, о ком спросил, был кахийя Ба-Хасан". Он ответил: "Может быть, Ба-Хасан в добром здравии..." Потом Мулай Ахмед спросил о каиде Ахмеде ибн ал-Хаддаде и о паше Джударе и написал последнему, чтобы он выплатил Абдаллаху стоимость того, что они взяли из его верблюдов ⁵⁶³.

Потом они снялись с этого места и направились /140/ к городу Гао. В местности, называемой Тенкондибугу (а это близ Тондиби), их встретил повелитель аския Исхак с двенадцатью тысячами пятьюстами конных и тридцатью тысячами пехоты. Войско не собиралось к нему, так как сонгаи не верили известию о марокканцах, пока те не остановились на Реке.

Там они сразились во вторник семнадцатого [числа] указанного месяца [13.III.1591] — и во мгновение ока войско аскии было разгромлено. Из начальников конницы, кто умер в тот момент, были: фанданке Бубу-Марьяма, смещенный правитель Масины; сао-фарма Али-Тиауенда; бенга-фарма Усман-Дарфоно, сын Букара-Кирина-Кирини, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу-Бекра (он был к тому дню очень стар годами, но повелитель аския Исхак поставил его бенга-фармой, когда умер бенга-фарма Мухаммед-Хайга, в походе на Немнатоко, как было сказано).

И умерло множество начальников пеших в тот день; когда войско было разбито, они бросили свои щиты на землю и сели на них, скрестив ноги. Так что войско Джудара застало их и перебило их без сопротивления в том положении. Ибо их должность [требовала] не бежать при поражении. И марокканцы сняли золотые браслеты, что были на их руках ⁵⁶⁴.

Повелитель аския Исхак и войско его обратили спины и бежали. Он послал к жителям Гао [сказать], чтобы они бежали из города за Реку, на сторону Гурмы. С тем же послал он также и к жителям Томбукту. В этом состоянии своем он, минуя Гао, проследовал в Керей-Гурма и остановился там с тем войском. В войске же были плач и стенания, и голоса с этим поднимались очень высоко. Они начали выступать и переправляться через Реку в челнах, с трудом и давкой. Многие из людей погрузились в ту Реку и умерли. /141/ А из богатств потеряли столько, что один Аллах, слава ему, может счесть.

Что касается жителей Томбукту, то им невозможно было выйти и бежать за Реку по причине трудности [этого]. Положение было тяжелым; выехали лишь томбукту-мундио Йахья Улд Бурдам и те, кто был вместе с ним в городе из слуг аскии. Они остановились в ал-Киф-Иенди, местности близ города Тойя. Паша Джудар прошел с тем отрядом на Гао. В последнем [259] из числа его жителей остались только хатиб Махмуд Драме (он был тогда глубоким старцем), и талибы, и те из купцов, кто не смог выехать и бежать. Упомянутый хатиб Махмуд встретил марокканцев приветствием и почетом, оказав им великое и прекрасное гостеприимство. Между ним и пашой Джударом произошли долгая беседа и разговор, и хатиб старался изо всех сил проявить к паше уважение и почтение.

Джудар очень хотел войти во дворец повелителя аскии Исхака. Он велел привести свидетелей, они явились к нему, и он вместе с ними вступил во дворец. Но когда Джудар внимательно его разглядел и увидел воочию и узнал, что в нем есть, то счел его жалким.

Повелитель Исхак послал к Джудару с [предложением], чтобы тот с ним заключил мир на условии выплаты повелителю Мулай Ахмеду через посредство Джудара ста тысяч золотом и тысячи прислужников, а войско [Джудара] чтобы возвратилось в Марракеш, а ему бы оставило его землю. Но паша послал ему [сказать], что он, паша, подначальный раб, располагающий свободой лишь в том, что ему прикажет его господин, султан. Джудар и каид Ахмед ибн Хаддад написали о том Мулай Ахмеду с согласия всех купцов страны аскии, сообщив ему в своем письме, что дом погонщика ослов в ал-Магрибе лучше, чем дворец аскии, который они осмотрели. Паша послал это письмо с Али ал-Аджами — он в то время был баш-ода, и возвратился в Томбукту с тем войском, чтобы подождать ответа. В Гао он задержался только семнадцать дней — а Аллах Всевышний лучше знает.

Они прибыли в Моса-Бенго в /142/ среду, в последний день [месяца] джумада ас-санийа [24.IV.1591], потом выступили оттуда в четверг, первый день [месяца] раджаба единственного [25.IV.1591], и остановились вне города Томбукту со стороны киблы ⁵⁶⁵. Там паша задержался тридцать пять дней.

Факих кадий Абу Хафс Омар, сын святого Аллаха Всевышнего факиха кадия Махмуда, послал Йахью, муэдзина, чтобы тот приветствовал пашу от его имени, но не оказал марокканцам никакого гостеприимства, как то сделал хатиб Махмуд Драме при их прибытии в город Гао. Джудар был тем сильно разгневан, но [все же] послал ему разные фрукты — финики, миндаль и много сахарного тростника — и надел на него красное, ярко-алое покрывало. Разумные люди не одобрили то предзнаменование — а дело стало таким, как они предполагали.

Наконец в четверг шестого шаабана блистательного [30.V.1591] марокканцы вступили внутрь города. Они обошли город, осмотрели его, нашли, [что] самый населенный в нем — квартал гадамесцев, и избрали его для касбы. И они приступили к ее постройке, выгнав людей из их домов в том квартале.

Паша Джудар выпустил из тюрьмы Хамму ибн Абд ал-Хакка ад-Драи и поставил его управителем от имени султана [260] Мулай Ахмеда. А что касается Рафи и Ахмеда Нин-Биру, то оба они умерли до прихода Джудара в Гао.

Паша дал гонцу, баш-ода Али ал-Аджами, сорок дней, чтобы обернуться туда и обратно.

Этот [марокканский] отряд в то время нашел землю Судана одной из величайших земель Аллаха Всевышнего благосостоянием и достатком, безопасной и спокойной со всех сторон и [во всех] местах благодаря благодати правления счастливейшего, благословенного повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда ибн Абу Бекра, и из-за его справедливости и твердости его всеобъемлющего закона, который как исполнялся в его царском дворце, так исполнялся и на окраинах царства его — от предела земли Денди до предела земли ал-Хамдийя и от предела, земли Бендугу до Тегаззы и Туата и того, что лежит на их землях. Но теперь все переменилось, и стала /143/ безопасность страхом, благосостояние — мукой и тягостью, а спокойствие — бедой и насилием. Люди начали пожирать друг друга повсеместно, вдоль и вширь, завидуя и воюя за богатства, за людей и за рабов. Эта порча была всеобщей, она распространилась, стала известной и увеличилась.

Первым, кто ее начал, был Самба-Ламду, правитель Денке. Он многих погубил в стране Рас-эль-Ма, захватил все их богатства; он убил тех, кого убил, и захватил в полон тех, кого захватил из числа свободных.

Подобно тому и дьогорани разорили страну Бара и подобным же образом — страну Дирма.

Что же касается земли Дженне, то ее разорили страшным и омерзительным разорением неверующие бамбара на востоке и на западе, на юге и на севере. Они опустошили все области, захватили все богатства, делали свободных женщин наложницами и рождали от них детей, а потомков воспитывали магами (Т.е. немусульманами). Прибегнем же к Аллаху! Все то совершалось при посредстве тья-макоя Касима, сына бенга-фармы Алу-Дьялиля ибн Омара Комдьяго (он был сыном дяди багана-фари по отцу) и Бухумы, сына фанданке Бубу-Марьяма масинского.

А в числе главарей тех неверующих, которые тогда вели этих разрушителей и разбойников, были: манса Сама в земле Фадого; Кайя-Бабо в земле Кукири — эти были со стороны Калы. Что касается стороны Тьили и стороны Бендугу, то там были Салти-Самба-Кисо ал-Фулани с племенем урурба; Салти-Йоробара, отец Хамаду-Суло ал-Фулани, с племенем диаллаби, пребывающим в области Фороман; манса Мага-Уле, отец киньи-коя, одного из двенадцати султанов Бендугу, подобно тому как были они в подобном же числе в земле Калы; Бенкона-Кинди и прочие.

Смута та все возобновлялась и увеличивалась вплоть до сего времени. А ведь со времени воцарения повелителя аскии [261] ал-Хадж Мухаммеда на царстве земли сонгаев на них не нападал /144/ ни один из повелителей краев, чтобы их повоевать,— из-за силы, твердости, отваги, доблести и уважения, которыми отличил сонгаев Аллах Всевышний. Напротив, сонгаи приходили к повелителям в их страны, и Аллах даровал им обычно победу над теми, как говорилось в сообщениях и рассказах о них.

[Так было] до прекращения династии сонгаев и конца их царства. [Но тогда] они променяли благо Аллаха на неверие, не оставив ничего из не дозволенного Аллахом Всевышним, что бы не совершалось в открытую: питье вина, мужеложство. А что касается прелюбодеяния, так оно было распространеннейшим их деянием, так что превратилось среди них как бы в незапрещенное. И слава и украшение у них были лишь через него — до того, что некоторые сыновья их государей совершали прелюбодеяние со своими сестрами. Говорят, что это началось в конце правления справедливого государя, повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда, а тем, кто это придумал, был его сын Йусуф-кой. Когда аския услышал это, он сильно разгневался и проклял его, с тем чтобы не сопровождал Йусуф-коя в тот мир его мужской член. И Аллах Всевышний услышал молитву аскии об этом, и царевич потерял свои гениталии из-за некоего недуга — прибегнем же к Аллаху! Впоследствии проклятие это распространилось на сына Йусуф-коя, Арбанду, отца бана-коя Йакуба: в конце жизни последнего его мужской член был потерян таким же образом от той болезни.

И за это Аллах, да будет он славен, покарал их этим победоносным отрядом

(Т. е. экспедиционным корпусом Джудара); он бросил его в сонгаев из-за далекого расстояния и сильных страданий. Он оторвал корни сонгаев от ствола их, и они присоединились к предостерегающим, людям [дурного] примера.

Возвратимся же к речи о завершении того мира. Когда посланный баш-ода Али ал-Аджами добрался к султану Мулай Ахмеду, то был он первым, кто привез тому весть о завоевании земли Судана. Султан прочел то письмо, разгневался великим гневом, сразу же сместил Джудара и послал пашу Махмуда ибн Зергуна с восемьюдесятью стрелками. Катибом их был Мами ибн Беррун, а чаушем — Али ибн Убейд. Султан повелел Махмуду прогнать Исхака из земли Судана и убить каида Ахмеда ибн Хаддада ал-Омари, поскольку тот согласился с Джударом относительно того мира. И с Махмудом он писал это войску. Но женщины шерифского происхождения и главные /145/ придворные султана ходатайствовали за каида Ахмеда ибн ал-Хаддада, и Мулай Ахмед согласился его не убивать. Они же попросили его написать это — и султан также написал и это.

Письмо о помиловании первым пришло к каиду Ахмеду ибн ал-Хаддаду. Он устроил пир, созвал на него кахийев и баш-ода, сообщил им о том, что произошло, и раздал каждому из [262] кахийев по сто мискалей, а баш-ода подарил то, что подарил. И они все пообещали каиду, что его не постигнет недоброе, раз письмо о помиловании пришло первым. Вечером пришло письмо об убиении, но они заступились за каида перед пашой Махмудом ибн Зергуном и спасли от него Ахмеда ибн ал-Хаддада по правилам обычая.

Паша Махмуд прибыл в город Томбукту в пятницу двадцать шестого шавваля девятьсот девяносто девятого года [17.VIII.1591]. Вместе с ним были каид Абд ал-Али и каид Хамму-Барка. Махмуд немедленно же сместил Джудара и принял командование войском на себя. Понося Джудара и порицая его, он дошел до того, что сказал ему: "Что тебе помешало настигнуть Исхака?!" Джудар оправдывался перед ним отсутствием судов; и потому Махмуд приступил к постройке челнов. Когда Махмуд не нашел способа убить каида Ахмеда ибн ал-Хаддада, он сместил того и вместо него назначил каида Ахмеда ибн Атийю по причине вражды, бывшей между теми двумя. А каид Ахмед ибн ал-Хаддад был другом паши Джудара. И то, что сделал с ним паша Махмуд ибн Зергун, он сделал из гнева против Джудара.

Затем Махмуд решил двинуться на Исхака-аскию и занялся постройкой судов, потому что начальник гавани мундио Альфа Улд Диарка угнал все суда в область Бенга, когда Исхак-аския послал [сказать] жителям Томбукту об уходе. Марокканцы срезали все крупные деревья, что были внутри города Томбукту, и распилили их на доски. Они сорвали толстые створки /146/, которые были в дверях домов, и собрали из них два челна. Первый они спустили в Реку в пятницу третьего зу-л-када священного упомянутого года [23.VIII.1591]. Затем спустили на воду второй, также в пятницу семнадцатого [числа] помянутого месяца [6.IX.1591]. И паша Махмуд со всем войском выступил в понедельник двадцатого [числа] указанного месяца [9.IХ.1591]. С ним были паша Джудар, отставленный, и все каиды, за исключением каида ал-Мустафы ат-Турки — его Махмуд оставил наместником над Томбукту вместе с амином Хамму ибн Абд ал-Хакком ад-Драи.

Махмуд стал лагерем вне города, со стороны киблы, и задержался там остаток месяца. Затем он выступил оттуда в субботу второго зу-л-хиджжа священного, завершавшего девятьсот девяносто девятый год [21.IX.1591], и остановился в Моса-Бенго. Потом он из нее вышел, остановился в Сихинка и задержался в ней, пока не совершил молитву в праздник жертвы [29.IX.1591]. Тут он послал к кадию Абу Хафсу Омару, чтобы тот отправил к нему того, кто бы совершил с марокканцами праздничную молитву. Кадий выслал к нему имама Саида, сына имама Мухаммеда-Кидадо, и он там руководил этой их праздничной молитвой. И Махмуд его поставил имамом; Саид совершал молитву в соборной мечети касбы до самой своей кончины — да будет над ним милосердие Аллаха. [263]

Потом Махмуд направился на аскию Исхака, чтобы сразиться с ним. Аския (он в то время находился в Борно) прослышал об этом и пошел навстречу паше. Они встретились в Бамбе в понедельник двадцать пятого [числа] упомянутого месяца [14.Х.1591] и сразились в тот же день около холма Дьярадиан. И снова паша Махмуд разгромил аскию, и тот показал спину, обращенный в бегство. Среди тех, кто умер в тот день в войске аскии, был фари-мундио Йомба Улд Сай-Ула (его мать была из числа дочерей повелителей); и аския назначил после него Сана Улд Аския Дауда — и это было его последнее назначение. Исхак направился в сторону земли Денди и остановился в Керей-Гурма.

Во время атаки в баламу Мухаммеда-Гао, сына аскии Дауда, попала пуля и причинила ему болезнь. Исхак-аския приказал ему устроить рибат в некоем месте, а бара-кою /147/ Малику велел [сделать] подобное в другом месте. И приказал он Малику совершить набег на фульбе, пребывающих в Ансао; и Малик совершил на них набег.

С упомянутым бара-коем Маликом была группа братьев упомянутого Исхака, в том месте, [где находился] рибат. Аския сместил их с их постов в походе на Тонфину из-за трусости, которую они тогда проявили. Исхак написал бара-кою, чтобы тот их схватил, боясь их бегства к врагам, но они узнали о том и бежали в направлении Гао. В их числе были: Али-Тонди, Махмуд-Фираро-Идье, Бурхум, Сулейман и прочие из детей повелителя аскии Дауда. Паша Махмуд ибн Зергун со своим войском преследовал войско Исхака, пока не достиг Кукийи; и остановился он там.

Когда Исхак-аския обратил спину при втором разгроме, он послал своего гонца в город Томбукту. Тот приехал в Томбукту в ночь на субботу, в первую ночь [месяца] мухаррама, открывавшего год, завершавший тысячу [лет] от хиджры пророка [19.Х.1591], — да будут молитва и полнейшее приветствие над благороднейшим, совершившим ее. Он сообщил о том, что произошло между Исхаком и пашой Махмудом. И случилось, что томбукту-мундио Йахья Улд Бурдам вместе с теми, кто был у него из сотоварищей [его] и дьогорани — жителей Йуруа, пришел, чтобы сразиться с каидом ал-Мустафой ат-Турки. Они достигли Томбукту в четверг двадцать первого зу-л-хиджжа священного, завершавшего девятьсот девяносто девятый год [10.Х.1591]. Говорят, что Йахья поклялся войти в касбу через ворота Кабары и выйти из ворот Рынка. А был он глупейший из людей и невежественнейший из них. Когда он приблизился под башню касбы, его ударила пуля — и он умер вечером того же дня. Его голова была отрублена, и ее на шесте сразу же пронесли по городу. И глашатай возглашал, [идя] с нею: "Эй, жители Томбукту! Это голова мундио, принадлежавшего вашему городу. И кто не будет сидеть спокойно — с тем поступят подобным же образом!" А стрелки, с лицами, раскрасневшимися [264] от злости, стали бить /148/ людей своими мечами каждую минуту. И вспыхнуло пламя мятежа.

Вернемся же к речи о том, что произошло между пашой Махмудом ибн Зергуном и сонгаями в той области. Когда паша остановился в городе Кукийя, с ним было сто семьдесят четыре шатра, по двадцать стрелков в каждом шатре — всего их было около четырех тысяч стрелков. То было большое войско; противостоять ему и обратить его в бегство [мог бы] лишь тот, кому бы помог Аллах Всевышний и кого бы он поддержал.

Повелитель аския Исхак отправил тысячу двести всадников из числа лучших своих воинов, которые не поворачивались спиной [к врагу], и назначил над ними хи-коя Лаха-Соркийю. Последний достиг уже крайнего предела отваги и доблести. Аския приказал ему напасть на марокканцев, когда застанет он их врасплох.

Немного спустя после их расставания с аскией воинов догнал балама Мухаммед-Гао с примерно ста всадниками. Хи-кой спросил его: "Из-за чего это соединение?" Балама ответил: "Это аския послал меня вдогонку за тобою..." Но Лаха сказал: "Это ложь и клевета! И знати, и простому народу ведомо, что балама не следует за хи-коем — напротив, далеко не так! И то — только ваш, о сыновья Дауда, мерзостный обычай и отвратительная натура ваша с жадностью к власти!" И хи-кой Лаха с несколькими человеками своей свиты отъехал от них. Тогда Дауда-Гуро, сын баламы Мухаммеда-Далла Кабранкони, выехал из той группы и двинулся в сторону хи-коя. Но Лаха сказал: "Эй, Дауда, ты хочешь меня убить, как отец твой убил Мусу, хи-коя аскии Дауда? Этого ты не сможешь. А не сможешь ты этого потому, что я сильнее хи-коя Мусы, а твой отец был получше тебя! Клянусь Аллахом, если ты ко мне приблизишься, я проволоку по земле твои внутренности!" И Дауда вернулся обратно в ту группу. А люди еще больше узнали силу хи-коя Лахи и его отвагу, когда рассказ [сделал] его равным хи-кою Мусе в /149/ отваге. Ибо тот был из доблестнейших людей своего времени.

Лаха вернулся к аскии Исхаку и сообщил ему о том, что произошло. А немного времени спустя та группа присягнула Мухаммеду-Гао; они сделали его аскией. Исхак же приготовился к отъезду в область Кебби. А когда он решился [на это], начальники войска, которые его сопровождали, захватили все, что было у него из знаков царского сана и его принадлежностей. Они проводили Исхака до места, называемого Тара, и там с ним расстались. Он попросил у них прощения — и они просили прощения у него. Заплакал Исхак — заплакали они. Это была их последняя встреча.

Потом Исхак направился в Тонфини, к неверующим Гурмы — по всемогуществу Всевышнего Творца, чье веление не может быть отвергнуто и изменено решение. А в предыдущем году аския сражался с ними. За ним не последовал никто из [265] сонгаев, кроме йайя-фармы Бана-Идье и немногих его придворных.

Он лишь недолго пробыл у неверующих, и они убили его и его сына, и всех, кто с ним был. Они умерли мучениками — да помилует их Аллах и да простит им!

В числе черт его характера были благородство и [склонность к] раздаче милостыней больших богатств. Он просил ученых и бедняков молиться, чтобы Аллах Всевышний не дал ему смерти в царском сане. И Аллах Всевышний исполнил ему эту надежду. Смерть его произошла — а Аллах лучше знает — в [месяце] джумада-л-ахира, в год, завершавший тысячу [15.III— 12. IV.1592].

Комментарии

536. Высший в Сонгайской державе пост курмина-фари традиционно занимал один из братьев аскии. Назначение на это место вольноотпущенника-дьогорани означало, что царская власть оттесняла на задний план высшую сонгайскую аристократию, заменяя ее лично преданными государю и зависимыми от него людьми. Тем самым происходила смена господствовавшего ранее кровнородственного типа общественных связей отношениями прямого господства и подчинения; см. [Куббель, 1974, с. 307].

537. Здесь снова подчеркнута знаковая функция церемониального одеяния сонгайских сановников (см. примеч. 254). Удас предположил, что речь шла о том, чтобы подчеркнуть временный характер назначения [ТС, пер., с. 101, примеч.3]. Не исключено, однако, что “разделение” одеяния должно было символизировать некое ограничение функций хуку-корей-коя (т.е. главы дворцовых евнухов и, следовательно, человека зависимого), которого предполагалось назначить на третий по важности пост в державе — денди-фари.

538. Здесь слово фаран снова имеет значение 'князь' и не связано с какой-либо определенной должностью. Причем в данном случае речь идет о сыне главы дворцовых евнухов при аскии ал-Хадж Мухаммеде I, так что отпадает упоминавшееся ранее (см. примеч. 520) значение 'принц', 'царевич'.

539. Мулай Мухаммед аш-Шейх ал-Махди — султан саадидской династии (1517—1557; в Марракеше —с 1540).

540. Чтение Ш. Монтея (также азалей): так в Томбукту обозначали жителей поселков на соляных копях Сахары — Таоденни и Тегаззы, см. [Монтей, 1965, с. 508]; этим же словом обозначался и ежегодный караван, доставлявший в Томбукту соль из этих копей. Удас читал “les Adelab (или “Idelai”), поняв это слово как этноним [ТС, пер., с. 194].

541. “Большая соборная мечеть” — речь идет об очередной перестройке мечети Джингаребер со значительным ее расширением.

542. “Язвы Масара” — как отметал Ш. Монтей, на языке сонинке masara означает сифилис (Монтей, 1965, с. 507]. Удас, исходя из упоминания несколько далее (с. 241) “язвенной болезни нижней части тела”, полагал, что речь идет о геморроидальных шишках — см. [ТС, пер., с. 185, примеч. 3].

543. В тексте издания несомненная ошибка: уммуха. Удас перевел: “1а mеге de celle-ci”, отнеся это местоимение к топониму Лолами (поселение в районе Кебби), который он посчитал женским именем [ТС, пер., с. 179, примеч. 1]. Хроника ТФ указывает полное имя матери Дауда — Сана Фарио (см. с. 73).

544. “Хвостатая звезда” — речь идет о комете 1577 г., наблюдениями за которой Тихо Браге начал астрономическое изучение комет как самостоятельных небесных тел.

545. В тексте: дасир. Удас переводит: “esclave deserteur” [ТС, пер., с. 181], а в примечании к тексту поясняет: “ад-дасир est explique dans la marge du manuscrit A par les mots ас-сайр ал-абик” 'остающийся позади' [ТС, пер., с. 112, примеч. 3].

546. В тексте по рукописям А и В: “Мухаммеда”.

547. Харатин (ед. ч. хартани) — негроидное население сахарских оазисов; земледельцы, находившиеся в зависимости от того или иного кочевого племени, В данном случае хронист делает акцент именно на зависимом происхождении нового сановника.

548. См. примеч. 290.

549. Одно из первых свидетельств возросшей роли земельных угодий в царских пожалованиях по сравнению с людьми. В более ранний период приоритет бесспорно принадлежал рабочей силе; см., например, примеч. 206.

550. Я следую здесь переводу Удаса [ТС, пер., с. 204], хотя и не исключен перевод 'мятежников своих'.

551. Свидетельство того, что ранг кой-тья был в числе низших рангов, и того, что тюрбан служил знаком отличия высоких чинов государства. Кроме того, в словах аскии можно усмотреть и указание на то, что в сонгайской администрации существовала определенная система продвижения по служебной лестнице.

552. Торонке и силанке — см. примеч. 174.

553. Из этого отрывка текста следует, что ранг балама не существовал при первой сонгайской династии и, значит, был учрежден аскией ал-Хадж Мухаммедом I. Это, однако, противоречит большинству сообщений и хроник и устной традиции.

554. Несомненно, хронист рассматривал такое положение царевича по рождению как нечто исключительное: ведь Али-Бендикони был единокровным братом сместившего его аскии Исхака I. К тому же — и это главное — в пределах царской семьи давно уже действовал патрилинейный счет родства и соответственно социальный статус определялся по отцу; см. [Куббель, 1974, с. 199].

555. т.е. имеется в виду вассальный, по существу марионеточный, правитель. Однако в перечне аскиев в Томбукту при правлении марокканцев, приводимом в хронике ТН, аския Саид, внук Дауда, не упоминается; см. [ТН, с. 180—185; ТН, пер., с. 289—297].

556. Харун ар-Рашид, сидевший аскией в Томбукту при марокканских пашах Слимане и Махмуде-Лонко в 1604—1608 гг., был сыном не ал-Хаджа II, а его брата, Исхака II; см. [ТН, с. 181]. Это единственный аския с таким именем, бывший в городе “при правлении арабов”.

557. Рассказ об Улд Киринфиле довольно точно передает “пропагандистские” предлоги, которые использовал Мулай Ахмед ал-Мансур для обоснования похода в Судан; ср. [НХ, с. 90—92; Леви-Провансаль, 1955, с. 89—96]. Зиммии (араб, ахл аз-зимма) — в мусульманском праве иноверцы — христиане и иудеи (“люди писания”), — ставшие подданными мусульманского государства и выплачивающие ему подушную подать; за это они пользуются защитой и покровительством властей, но не имеют никаких политических прав. В данном случае термин употреблен просто в смысле 'податное население; данники'.

558. Харадж — свидетельство полной трансформации содержания понятия: вместо первоначального значения 'поземельная подать' — 'налог вообще' или даже просто 'дань'.

559. Имеются в виду успехи Мулай Ахмеда в борьбе с португальцами в конце 70-х годов XVI в., откуда и прозвание ал-Мансур — 'победоносный'.

560. Каид махзена — это словосочетание как будто указывает на то, что обозначаемый им человек был не связан ни с каким из племен, ополчения которых продолжали оставаться основой войска Саадидов, а командовал регулярной воинской частью (например, мушкетерами). Не исключена и возможность истолкования его как 'полицейский генерал'.

561. Весьма характерная деталь подготовки похода, хорошо показывающая, что цели и методы внешней политики Саадидов, собственно, ничем не отличались от целей и методов политики сонгайских царей и ничего прогрессивного в сравнении с нею не представляли; см. [Каба, 1981; с. 462, 465]. Более подробно эти мотивы изложены в “Нузхат ал-хади”, где в уста султана вложено ясное и недвусмысленное указание на то, что-де поход в Судан безопаснее и выгоднее, нежели война с турками из-за Ифрикии; см. [НХ, с. 92].

562. Карабара находилась на левом берегу Нигера, к западу от г. Бамба; см. [Де Кастри, 1925; Ханвик, 1971б, с. 237].

563. Очевидное свидетельство того, что даже в зените своего военно-политического могущества Мулай Ахмед не мог себе позволить ссориться с кочевниками Сахары, прочно удерживавшими контроль над караванными путями через пустыню.

564. “Начальники пеших” — см. примеч. 316.

565. “Сторона киблы” для Томбукту соответствует востоку (кибла — направление на Мекку, лицом к которой должен обращаться мусульманин во время молитвы).