МАЛИК ШАХ-ХУСАЙН СИСТАНИ

ХРОНИКА ВОСКРЕШЕНИЯ ЦАРЕЙ

ТА'РИХ-И ИХЙА' АЛ-МУЛУК

Обстоятельства Малика Джалал ад-Дина Мухаммада ⁴⁵⁰ во время появления в Систане Рустам-мирзы.

Окончание его жизнеописания

Когда [известие] об осаде крепости Джарунак достигло ушей жителей крепости Кал’а-йи Фатх, вокруг великого малика собралась тысяча мужей — славных борцов. Все они были готовы идти на Джарунак и там сразиться с Рустам-мирзой. Когда народ узнал об окружении крепости Джарунак и о союзе эмиров Систана [214] с Рустам-[мирзой], не подумав и не выяснив истины [о прибытии] в Пуште Заве Султана Мурад-мирзы, его сына, и Мурад-султана Урйада ⁴⁵¹ (?), его воспитателя, в сопровождении пятисот конников, те люди рассеялись, словно созвездие Девы. С утра до полуденной молитвы вокруг крепости Кал’а-йи Фатх не осталось ни единой души. Великий [малик] выказывал нетерпение. Взяв в руки свое бьющее без промаха ружье, прямо с зубцов цитадели стал стрелять без разбору по тем лицемерам. Шестьдесят-семьдесят раз он разрядил ружье. В тот час внутри крепости оставались из родственников лишь Малик Махмуд сын Малика Мухаммада, Малик Валад, его брат, и Малик Шах-Музаффар сын Абу-л-Фатха. При каждом из них было не более двух-трех мулазимов. Там же находился Амир Вайс сын Амира Музаффара, человек нерешительный. [Кроме того], из гулямов в крепости был Мубарак, старый слуга [сего] бедняка, приехавший туда вместе с Маликом Мухаммедом сыном Малика ‘Али сына Малика Абу Са’ида и Маликом Мухаммадом, братом Малика ‘Али сына Малика Абу Исхака. Малик Мухаммад отослал Абу Исхака в крепость Кал’а-йи Тракун. Малик /305/ Мухаммад сын Шах ‘Али находился при малике [Систана]. Тот гулям вместе со скороходом ⁴⁵² малика, тоже гулямом необычайной отваги, а также Хусайн-’Али сын Гулам-’Али Бийари, из старых друзей, [были в крепости]. Больше в крепости никого не осталось — ни слуг, ни соседей, ни помощников. Всего [в крепости] людей [великого] малика и [других] маликов, включая Мир-Вайса и гулямов, насчитывалось не более десяти человек. Целую неделю положение оставалось таким. Приехали тюрки, они стали жить в доме накиба Махмуда. Накиб Махмуд, Раис Канбар, жители Сарабана и тюрки, всего около полутора тысяч людей, принимали участие в осаде и обороне. В те дни Мухаммад-хаджи Лашкари, Адина Хасан Баха’ ад-Дин, брат, и Джамал Ахмади, всего пять-шесть человек, приехали в крепость на помощь [великому] малику. Благодаря этому обстоятельству его положение упрочилось. Все дни вокруг крепости шли жаркие сражения. Бесстыдство жителей Сарабана и Хусайнабада ⁴⁵³ не знало предела. День изо дня приходили вести о победах противника и отчаянии друзей и союзников. Дважды [великий малик] посылал гонцов к жителям Зириха. Однако ответа, в котором бы чувствовалась верность, услышано не было. И вот однажды Джамал-раис, который находился со своими людьми в окрестностях Джарунака и который из-за бесстыдства Малика Наср ад-Дина не поехал в крепость, а уехал после прибытия [Рустам]-мирзы в предместье Зириха и Рамруда, едет в какое-то [215] место и останавливается в частном доме одного из жителей округи Рамруди. Какая-то женщина говорит ему: «Не пускайте в свои дома этих продажных тварей — они не оказали помощь своему хозяину и своему благодетелю во время тех событий! За какие такие страдания и рвение они желают укрыться от солнца в тени?»

Джамал-раис, человек, умудренный жизнью, отважный герой, в тот же миг приехал в свой квартал и собрал почти двести человек из своих людей, людей Гулам-’Али Сабика, а также отдельных мужей из Зириха и двинулся на крепость Кал’а-йи Фатх. В полдень вступил в стены города, подъехал к крепости и начал сражение. Воевал до самого вечера. В сражении с обеих сторон были убиты сто человек. В конце дня /306/ сам [великий] малик спустился вниз и увел их в крепость. Да почиет тысяча Божьих милостей над сим отважным истинно верующим человеком!

Когда зирихцы услыхали, что Малик ‘Али и Малик Шах-Хусайн [сын Малика Касима] выехали и что Малик Махмуди и [сей] раб тоже куда-то уехали, еще не получив известие об их приезде в крепость Тракун, воскликнули: «Четверо храбрецов из маликов спаслись! Теперь вместе с Маликом Джалал ад-Дином триста воинов!» Они пожалели о том, что [в свое время] не оказали помощь. Часть людей заявила: «Давайте, пока Малик Махмуди, Малик ‘Али и [остальные] малики появятся среди вас, подумаем о помощи [великому] малику!»

Другая часть утверждала: «Несмотря на приезд маликов, Малик Джалал ад-Дин сегодня может передать крепость Малику Мухаммеду, может прибыть и сам. Если же он сам не приедет, пусть они подумают о главном деле». Часть мудрых стариков благоразумно заявила: «Лучший путь в том, чтобы еще до их приезда послать на помощь [великому] малику людей, дабы эта служба получила одобрение в его глазах. Если же он вторично пришлет гонца и ему окажут помощь, он будет благодарить за эту помощь своих родственников, а ваши старания не удостоятся похвалы».

Все согласились с этим. Назначили около трехсот славных воинов под командованием Касим-Хасана сына Муллы ‘Али, накиба Рустам-’Али и ряда накибов шахраки, и они удостоились чести прибыть на служение [великому] малику.

В это время накиб Махмуд, сердце которого с самого начала стремилось к служению малику, по прибытии этого войска окреп в своем решении и вступил в крепость вместе с зирихцами. Приезд сего мудрого мужа придал храбрости великому малику. Одновременно с прибытием этих людей в крепость [великий] малик выехал [216] в Зирих. Среди солончаков между Зирихом и Рамрудом сошлись все войска Зириха и Рамруда, почти десять тысяч человек. При сборах к отъезду до слуха великого малика дошла весть об отбытии [сего] раба и Малика Махмуди в крепость Тракун. Тотчас он прислал гонца и потребовал Малика Махмуди [к себе], а [сему] рабу написал записку, что время [сейчас] смутное: «Каким бы сильным ни было желание видеть вас, благоразумнее вам ехать в Кал’а-йи Фатх /307/ и вместе с Шах-Абу-л-Фатхом, Шах-Валадом и всеми накибами Зириха, которые находятся там, стать во главе войска. Малик Махмуди пусть едет [к нам], так как мы вместе с Маликом Мухаммадом и Маликом Кубадом [намерены] возвратиться из войска Зириха и Рамруда в Рашкак. Если мы соберемся там, а они не станут воевать и переправятся через реку, вы должны будете в Пуште Заве перерезать дорогу войску мирзы. Если же сражение случится в Рашкаке, вы встанете с войском Кал’а-йи Фатх на берегу Хирманда и будете наблюдать за превратностями судьбы и рока».

[Сей] бедняк два дня был в крепости Кал’а-йи Тракун вместе с Маликом Махмуди. Немного отдохнув от трудностей дороги, Малик Махмуди направился в Зирих, а [сей] бедняк в сопровождении пяти-шести конников выехал в Кал’а-йи Фатх. Малика Мухаммеда сына Шах-Абу Исхака он оставил в Тракуне. Переправившись через Хирманд, подъехал к Хуррамабаду ⁴⁵⁴, куда неожиданно прибыло войско Султана Мурад-мирзы и Мурад-султана. [Сей] раб переправился через канал Та’ам ⁴⁵⁵. Подъехали молодые воины из их войска. Они бродили по берегу канала, пытаясь переправиться через него. Часть людей из Сарабана, знавших меня, помешали тюркам [это сделать]: «В горных ущельях спрятаны стрелки из крепости. Ехать туда неразумно с военной точки зрения!»

Через час мы подъехали к крепости. Встретить нас вышла часть пеших и конных воинов вместе с любимцем сердец Маликом Валадом. Мы въехали внутрь крепости. Тюрки больше не появились у подножия крепости, уехали в Сарабан и оставались там один день. Оттуда они отбыли на службу к мирзе и примкнули к нему. Три дня спустя пришло известие о том, что мирза переправился через реку напротив Пуште Заве. Я предположил, что, [вероятнее всего], он ходил на Рашкак, но не [смог] преодолеть сопротивления. Мы переправились через реку и вместе с войском цитадели и людьми Сарабана, которых насчитывалось около двух тысяч, двинулись в Пуште Заве. В то же утро переправилось через реку войско [великого] малика. [Сей] раб с войском Сарабана прибыл одновременно с великим маликом. В тот день до самого полудня [217] войско малика занималось грабежом имущества мирзы. [Сей] раб с войском Сарабана выстроились в боевые ряды между протоками. Между войском мирзы и /308/ войском Сарабана разгорелось жаркое сражение. Малик Махмуди сказал великому малику: «В течение часа воздержитесь [от сражения]! Пусть люди мирзы вывезут свои семьи, жен и кеджаве!» ⁴⁵⁶ [Великий] малик из уважения к ним воздерживался [от сражения] в течение двух часов. Более того, он послал людей, и они помогали, пока те люди полностью не присоединились к конникам войска мирзы. Мирза налегке выехал в сторону Сарабана, а во время полуденной молитвы был уже у великого малика и расспросил о событиях. Одним словом, пролив несколько слезинок, он погасил огонь печального и прискорбного события с верховным маликом. Все вместе мы направились в Кал’а-йи Фатх. День спустя после того, как великий малик доехал до середины солончаков, водным путем в Кундар приехали Малик ‘Али и Малик Шах-Хусайн. С тысячью трудностей они добрались до укрепления Накибан среди солончаков и [здесь] удостоились счастья предстать перед маликом. Они находились в обществе [великого] малика и Малика Махмуди до самого Рашкака. [Великий малик] послал их привезти семьи и определить дома в северной части Куйа и Кичули, известных под названием Пуште Хари ⁴⁵⁷. По этой причине они не участвовали в том сражении. Амир Мухаммад-лала и Амир Саййид-’Али приехали на служение к малику и со всей искренностью присоединились к нему. В тот вечер, когда малик вступил в Кал’а-йи Фатх в свой дом, я отнес ему перстень с печаткой его отца, который тот ранее передал мне на хранение, и устно изложил его завещание, слово в слово. Снова возобновился траур по верховному малику и поднялся плач. В конце концов каждый величаво прошествовал на свое место и успокоился ⁴⁵⁸. Мы провели ту ночь вместе с Маликом Махмуди, Амиром Мухаммад-лала и Амиром Саййид-’Али в восьмиугольной башне крепости Кал’а-йи Фатх и воздали благодарность [Всевышнему]. Утром, которое для жаждущих мести было желаннее свидания с любимой, а для странников — радостнее приезда в родной дом, то многочисленное войско, насчитывавшее почти десять тысяч конных и пеших воинов, отряд за отрядом садилось на коней и направлялось в Сарабан. На площади Мира Махмуда-мукри [войска] выстроились в боевые ряды. Мирза готовился испить до конца [чашу] своей жизни. Войско мирзы состояло тоже из трех тысяч славных, /309/ отважных и побывавших в деле конников. Однако из-за преграждавших путь речек и обилия ружей они [более] прежнего были осторожны. [218]

Казак-бек халадж ради испытания нас говорил [с нами] в том самом месте, где содержались в заточении малики, ласково и приветливо: «Тех, у кого есть желание ехать в Кал’а-йи Фатх, я возьму с собой, когда поеду [туда] сам».

В тот день, когда он произнес эти слова, его брат был ранен из ружья, и ему пришла в голову [мысль] о мести. Ради осуществления задуманного он подъехал к рядам систанского войска и закричал: «Было бы хорошо, если Малик Шах-Хусайн вышел из своего войска на [поединок с нами]!»

[Сей] раб собрался было ехать, но Малик Махмуди и верховный малик грубо одернули меня: «Нельзя доверять словам этого [человека], он прославился в войске мирзы своей воинственностью, доблестью и отвагой!»

После этих слов настойчивость [сего] раба возросла. Я поскакал на середину площади. Хотя на мне не было кольчуги, с саблей [в руках], стрелами и луком я встал напротив того богатыря, он же сам и его конь были спрятаны под металлической [броней]. Еще трое кызылбашей-копьеносцев находились [с ним в высохшем] канале. Казак-бек выехал несколько вперед них. Малик Мухаммад погнал коня следом за [сим] рабом. Из оружия у меня была лишь сабля. Тут Амир Хайдар «Тугой лук» взялся поддержать меня.

Те двое конников стояли сзади непосредственно [за мной]. Соратники Казак-бека тоже стояли позади него. Казак-бек начал укорять [меня]: «Я остаюсь при тех самых словах, что сказал [ранее]. Подъезжайте! Дадим друг другу клятву и вместе поедем к [великому] малику». — «Я уже подъехал вплотную к рядам вашего войска, — ответил я. — Если у вас есть желание, подъезжайте ближе, не то я передумаю! Возражений [моих] не будет! Будьте счастливы!»

Трое всадников-копьеносцев снялись с места. Малик Мухаммад и Амир Хайдар тоже немного проехали вперед. Казак-бек стал осыпать [нас] бранью. Амир Хайдар вставил стрелу в лук и с дальнего расстояния пустил ее в его сторону. Казак-бек повернул назад. Одновременно с Амиром Хайдаром несколько /310/ стрел выпустил я. Одна стрела угодила в коня его сопровождающего, и тот [пешим] вернулся в свое войско. [Сей] раб вместе со [своими] спутниками приехал к великому малику. В тот день малик, приложив много стараний, двигался из стороны в сторону. Атаковал в разных направлениях, дабы [отыскать] путь между рядами конных и пеших воинов. Систанское войско столько выпустило стрел [из луков], столько [произвело выстрелов] из ружей, что было ранено почти [219] пятьсот коней и всадников [противника]. Войско мирзы направилось из местечка Пир Махмуд-и Мукри ⁴⁵⁹ в Сахра-йи Гиргишт. Систанское войско преследовало их. Там в степи произошло великие сражение. Пешие и конные воины Систана были повсюду, [стояли] по берегам речек и каналов. С восточной стороны поля брани двигался со своими воинами мирза. Из Фараха в сражении участвовали Малик ‘Абдаллах сын Малика Байазида и Мирза Тимур и все войско афшарского племени тимурлу. Из систанцев его боевыми товарищами были Амир Хаджи Мухаммад и Амир Мухаммад-Касим и двести конников. В тот последний день люди мирзы сосредоточились на краю пустыни. Систанское войско отрезало им [путь] к воде. Мирза чуть было не попал в плен. [Однако] систанцы пошли на попятную: «Никаких действий больше предпринимать не станем. Как бы мирза не погиб в этих краях! Мирза ведь является двоюродным братом шаха, защитника веры ‘Аббас-шаха».

Сколько [великий] малик, Малик Махмуди и [сей] раб ни доказывали [им], что «Мирза Рустам — недруг [сего] вечного государства, хватайте его, мы дадим вам награду в тысячу туманов и отошлем на службу к государю», [все было напрасно]: чем больше мы старались, тем больше они упрямились. Малик Махмуди, увидев у систанцев полную перемену в настроении, напомнил [нам] о сражении имама Хусайна и неповиновении жителей Куфы ⁴⁶⁰ и заставил малика отказаться от его настояний, а [сего] раба — от колебаний. Он сказал: «Мы ожидаем совета от вас, мудрых старцев!» Под предлогом молитвы мы поднялись на холм и совершенно не показали [своей] обиды и огорчения.

Мирза уехал оттуда в Хусайнабад. В Хусайнабаде он сделал остановку, думая поесть там. Внезапно поднялась пыль [на дороге]. Бросив котел с едой, [мирза] уехал в Гармсир. Подъехала мать Раиса Канбара и забрала котлы с едой и все, что оставалось.

Великий малик уехал из Сарабана в Кал’а-йи Фатх. Войско Зириха разбрелось — /311/ всех распустили [по домам]. Проведя два-три дня в Кал’а-йи Фатх, мы все вместе выехали в Систан. При посещении могилы покойного [верховного] малика приготовили все необходимое для раздачи похлебки и поминовения [покойного]. В течение нескольких дней палатки систанских маликов были разбиты на берегу Шелы Махмудабад. Туда приехали их жены и [остальной] народ. В [результате] сглаза [одержанной] славной победы великий малик заболел и задержался на несколько дней на берегу Шелы. Малик Махмуди, Малик ‘Али и все остальные [220] маликзаде отбыли в Чапраст ⁴⁶¹ и [там] приготовили дома [для приезжающего малика и остальной его свиты]. [Сей] раб посадил [великого] малика в лодку тутин и привез его в Чапраст. Короче говоря, болезнь малика затянулась на 30-40 дней. Когда он выздоровел, Амир Мухаммад-лала, Амир Саййид-’Али, эмиры Пуште Заве, накибы Зириха, раисы Рамруда, военачальники Сархадда и все войско Систана сошлись вместе, чтобы выбрать [благоприятный] час и решить дело о правлении [Систаном]. Несмотря на преклонный возраст, Малик Махмуди среди родственников и других... принимая во внимание... ⁴⁶² и другие [его] таланты, умеренность [характера] и доброту, т.е. Малику ‘Ала ад-Дину в соответствии с обычаем наследования [в случае] близкородственных отношений и других степеней родства необходимо было [установить] право наследования. Все были [едины] в отношении великого малика, славы ислама и мусульман. Малики, эмиры, накибы, вся знать и чернь с большой готовностью и охотой склонились к власти [Малика Джалал ад-Дина].

Как будет подробно написано [в дальнейшем], ежели будет угодно всевышнему Богу, [Малик Джалал ад-Дин] заступил на трон правления вместо своего погибшего отца. Поскольку жизнеописания ряда [местных] маликов были уже приведены в рассказах о времени покойного верховного малика, то поневоле до описания начала правления великого малика следует изложить [обстоятельства других маликов]. Аллах — помощник в том, что описывают.

Сыновья Малика Наср ад-Дина Мухаммада

Хотя жизнеописание Малика Наср ад-Дина до времени Малика Махмуда уже изложено, описаны также его дела и счастливое время [правления] верховного малика /312/ и в большинстве случаев упомянуты имена его детей, однако представляется необходимым специально в краткой форме остановиться на обстоятельствах каждого [из них].

Старшим среди его сыновей является Малик Гариб, человек рассудительный, терпеливый, необычайно сильный и отважный. Сперва в правление Бади’ аз-Заман-мирзы он женился на Биби-ханум, дочери Шах-Зайн ал-’Абидина, своего дяди, брата отца. От этого брака родились сын, Шах-Ни’маталлах, и дочь. Сын умер в возрасте двадцати лет. Дочь выдали замуж за Шах-Махмуда сына [221] Шах-Абу Исхака Фарахи, доводившегося ей двоюродным братом со стороны матери. От него она родила сына, Шах-Гариба. Он жив и сейчас. Его мать умерла в 1002/1593-94 г.

В правление верховного малика [Малик Гариб] женился на Биби-хани, старшей дочери Малика [Махмуда]. Она родила нескольких сыновей и дочерей. Все они умерли в младенческом возрасте. Об отваге [Малика Гариба] было упомянуто многократно. Он прожил 48 лет. Его убил Рустам-мирза в ночь на 16 раджаба [998]/21 мая 1590 г.

Малик Латиф был средним сыном Малика Наср ад-Дина, это человек очень горячий, но отважный и смелый. Во времена кызылбашей был купец по имени Ходжа Каман, из воинов Мултана, проживавший в Джарунаке. [Малик Латиф] насильно развел его с его женой и сразу же после развода женился на разведенной. От нее родились трое сыновей; [один из них] — Шах-Махмуд. Он был необычайно храбрым, скончался в Чапрасте в правление великого малика. Двое других — это Шах-Муртаза и Шах-Мухаммад. В настоящее время оба живы.

Затем он женился на своей двоюродной сестре, дочери Малика Касима. Она умерла, оставив дочь. После того он взял в жены другую дочь Малика Касима. Она тоже родила дочь.

[Малик Латиф] погиб вместе со своими братьями во времена вторжения [в Систан] Рустам-мирзы. Прожил он 40 лет.

Малик Зариф — младший сын Малика Наср ад-Дина, необычайно отважный, хорошо разбиравшийся в военном деле, соблюдавший порядок [во всем]. /313/ В правление верховного малика он получил высокий чин и большую власть. У него было 500 нукаров-систанцев. Он был женат на Биби Шах-ага, старшей сестре верховного малика. От него она родила сына, Шах-’Аваза, и двух дочерей. [Малик Зариф] погиб вместе со [своим] отцом и братьями упомянутого числа [во время прихода в Систан] Рустам-мирзы. Было ему 38 лет.

Малик Мустафа является сыном Шах-Зайн ал-’Абидина. После кончины брата Малик Наср ад-Дин женился на матери [Малика Мустафы], младшей сестре Малика Гийаса, и взял его под сень своего воспитания. Поистине, [Малик Мустафа] был юношей благородной натуры, высшей степени доброты и необычайной храбрости. Погиб он на поле брани в первый же день появления [в Систане] Рустам-мирзы. Ему было 40 лет.

Шах-’Али сын Шах-Абу Са’ида был внуком старшего Шах-’Али. Сын Шах-Абу Са’ида пользовался в правление верховного [222] малика необычайным почетом и уважением. Из-за своего высокомерия и важности он редко бывал в собраниях и не водил дружбу с нашим братом. Малик Байазид Фарахи, состоявший с ним в родственных отношениях, приезжая из Фараха после кончины Малика Гийас ад-Дина, останавливался в его доме. Поскольку он питал пристрастие ко [всему] красивому и носил чалму, [завязывая] ее в виде конуса, его прозвали Шах-и накибан («Шах накибов»). Воистину, он был добропорядочным и обходительным человеком. Сначала он женился на дочери Малика Хайдара, Биби Латиф. От [брака] с ней родились два сына: Малик Мухаммад ⁴⁶³ и Малик Шах-Хусайн — и четыре дочери: Зайнаб-хатун, Бубу-хатун, Бубу-шах и Бигум. Когда [Биби Латиф] умерла, он женился на Биби-бану — дочери Малика Джалал ад-Дина Фарахи. Она родила одного сына и одну дочь. Сын носит имя Шах-’Аваз. В настоящее время он находится вместе со своим братом Шах-Хусайном в Индии на службе шаха Салима ⁴⁶⁴. В месяце джумада II 1028/мае 1618 г. он приехал из Индии в Систан. Он думал послать в Индию Шах-Абу-л-Касима, сына своего брата. Когда Хан-и ‘Алам ⁴⁶⁵, направляясь со службы светлейшего [шаха] в Индию, приехал в Систан, он просил великого малика отпустить Шах-Абу-л-Касима. /314/ И тот был отпущен, но 15 джумада I 1029/18 апреля 1619 г. между братьями Маликом Мухаммадом и Хамза-мирзой вышла ссора. Поскольку Малик Шах-Хусайн сын Малика ‘Али и его брат всегда жили отдельно от Хамза-мирзы ⁴⁶⁶, Малик Мухаммад упрекнул его: «Твои недостойные мулазимы — выпивохи, плохо ведут себя близ дома Шах-Абу-л-Касима». Упомянутый Абу-л-Касим, [которому] было всего семнадцать лет, услыхав эти слова, в расцвете своих дарований выпил опиум и в ночь на пятницу того же месяца величаво прошествовал к ангелу, стоящему на страже у врат рая. Его мать, Биби-калан («Биби-старшая»), дочь Малика ‘Али сына Малика Махмуда, горячо любившая свое дитя, тоже выпила терьяк и умерла. Группа смутьянов донесла великому малику, будто юноша покончил с собой из-за обиды, [нанесенной] его дяде по отцу, Шах-’Авазу. Поскольку Шах-Абу-л-Касим был племянником великого малика и тот питал к нему горячую любовь, он не стерпел и распорядился казнить ни в чем не повинного Шах-’Аваза. В полдень, в четверг, вышеупомянутого [месяца и года] Шах-’Аваза убили. Господи, да не будет никто отвергнутым и покинутым! Братьев по материнской линии, Малика ‘Али и Малика Мухаммада, не было. Я же, в доме которого он воспитывался с самого детства и которому я был как отец, находился в это время в высокой ставке. В [223] настоящее время из детей Шах-’Али жив только этот самый Малик Шах-Хусайн. Он находится в Индии. [Шах-’Али] прожил 49 лет. Его дочь умерла в восьмилетнем возрасте. Сам он скончался в Чапрасте в конце правления Малика Махмуда в 997/1588 г.

Обстоятельства сыновей Малика Гийас ад-Дина

Малик Мухаммад, старший сын Малика Гийас ад-Дина, в правление мирзы Бади’ аз-Замана пользовался почетом и уважением; при верховном малике вначале он был правителем Ниха, как об этом было немного упомянуто. После того его назначили на должность эмира дивана ⁴⁶⁷ области Нимруз. Он женился на Биби-ханум, дочери Малика Хайдара, которая /315/ родилась вместе с Маликом Махмудом и Маликом Абу Исхаком от старшей сестры Малика Гийаса. Она родила троих сыновей и троих дочерей. Старший сын, Шах-Абу Са’ид, о котором мы уже немного писали, все еще жив. Другой сын, Шах-Хабибаллах, был необычайно храбрым и великодушным. Во времена [нашествия] узбеков, как будет упомянуто, он совершил много [боевых] подвигов; умер в Систане в 1019/1610 г. Младший сын, Шах-Музаффар, скончался семнадцати лет от роду тогда, когда Шах-Хабибаллах, его брат, был правителем Мала-хана ⁴⁶⁸. Его тело привезли из Малахана в Систан. Дочери: Биби Аркан-и мулк, умершая в десятилетнем возрасте в лагере Шайх-и Зирих в самом начале правления верховного малика; Бубуджан, которая скончалась в 1010/1601 г. в Джарунаке, и Биби-калан, которая сегодня замужем за своим двоюродным братом по отцовской линии, Маликом Йахйа сыном Малика Махмуди. У Малика Мухаммада был прекрасный характер, он хорошо слагал стихи. Прожил 48 лет. Его стихи скопированы с оригинала [и приведены] примерно в начале «Хроники» ⁴⁶⁹. Он был постоянным собеседником дервишей, умер в Чапрасте в 997/1588 г.

[Малик Махмуди] — средний сын Малика Гийас ад-Дина. Он также был почитаем при Бади’ аз-Заман-мирзе. Отец тоже относился к нему с уважением. [Малик Махмуди] обладал приятной речью, был честен, хорошо слагал стихи, был талантлив от природы. Все, в том числе родственники, его уважали. Он женился на Биби Зулайхе, сестре верховного малика. От нее остались три сына и одна дочь. Сыновья: Малик Йахйа, Малик Хайдар и Малик [224] Гийас; дочь — Биби Марйам. Она вышла замуж за своего двоюродного брата со стороны отца, Шах-Хабибаллаха. Если будет угодно всевышнему Богу, о каждом из них будет написано на своем месте. Перечислением детей Малика Гийас ад-Дина [сей раб] раскрыл его имя ⁴⁷⁰. Об обстоятельствах его [жизни] еще много будет рассказано в повествовании о великом малике. Повторное упоминание его имени доставит радость сему покорному слуге, ведь /316/ говорят же о Ну’мане ⁴⁷¹: «Память о нем — мускус, который чем больше растирают, тем больше пахнет».

[Сей] раб является младшим сыном Малика Гийас ад-Дина. О себе я расскажу при описании обстоятельств великого малика, если будет угодно высочайшему Богу.

Немного о сыновьях Абу Са’ида и Малика Йахйи, [последних] из оставшихся потомков Малика Кутб ад-Дина.

Малик Касим — старший сын Малика Абу Са’ида — был очень уважаем в правление верховного малика. Малик Хайдар и Малик Джалал ад-Дин, его двоюродные братья со стороны матери, дружили с ним. Средняя дочь верховного малика, Биби-бигум, была его невестой. В те дни, когда родственники предполагали заключить брачный контракт, он уехал в Базман и там умер. Было ему 39 лет.

Средний сын Малика Абу Са’ида — Малик Султан-Махмуд. Он также умер в Базмане. От брака его с дочерью Малика Йахйи детей не было. Он прожил 40 лет.

Младший сын Малика Абу Са’ида, Малик Абу Исма’ил, после [кончины] братьев в течение ряда лет правил Базманом. Затем [у него] вышла ссора с правителем Кирмана (?). [Весть] об этом дошла до светлых ушей великого малика, и он не счел благоразумным для него ехать в Базман. Шел спор из-за местности Худийан в Базмане между ними и наследниками Малика Йахйи, долей которых ныне владеет Абу-л-Фатх-мирза ⁴⁷². После того он поселился в Пеласи, где благополучно здравствует и поныне.

Малик Мухаммад — старший сын Малика Йахйи. Он постоянно жил в Базмане. Когда минул один год правления верховного малика, систанцы увезли [Малика Мухаммеда] к себе, и он стал правителем Систана и был им в течение трех месяцев. В конце концов народ [Систана], как уже было написано, перешел на службу к верховному малику. Малик Мухаммад уехал в Базман. Два года спустя, когда он возвращался с охоты в крепость Кал’-а-йи Базман, а была ночь, кто-то из жителей /317/ Базмана, его нукаров, пустил вслед стрелу, которая пронзила ему грудь. В ту же ночь его брат, [225] Малик Шах-Халил, покарал того мулазима. От брака Малика [Мухаммеда] с Биби-атун, дочерью Малика Абу Са’ида, осталась дочь. Малик Мухаммад прожил 35 лет.

Малик Шах-Халил, средний сын Малика Йахйи, стал правителем Базмана. Большая часть Кидж-у Макрана посылала ему подать. Он захватил [также] крепость Кал’а-йи Бин Фахл ⁴⁷³. Был женат на Марйам-хатун, сестре Малика Динара. Часть эмиров Мекрана, как, например, Амир Мухаммад, Амир Тадж ад-Дин сын Амира Сухраба, Мулла Хафиз и Амир ‘Азиз, из-за страха перед мечом Малика Наср ад-Дина укрылась в крепости Кал’а-йи Бин Фахл и жила под защитой Малика Динара. Когда Малик Шах-Халил, правитель [Бин] Фахла, довел их до крайности, они вступили в союз друг с другом и убили в арке крепости Кал’а-йи Бин Фахл Малика Халила (так!) и его брата, Шах-Мухиббаллаха, вместе с частью их нукаров. В то время в Базмане находился Мирза Абу-л-Фатх сын Малика ‘Али сына Малика Исхака. Войско Бин Фахла сделало попытку захватить Базман. Мирза держал крепость до приезда Малика Касима и Малика Султан-Махмуда. Малик Касим и его брат выехали из Систана в Базман. Они тоже, как уже упоминалось, окончили свои дни (т.е. умерли. — Л.С.). Мир тому, кто следует по праведному пути.

Вступление на правление великого малика Малика Джалал ад-Дина Махмуда

В соответствии с [мнением] знающих астрологов, при благоприятном стечении звезд и с согласия высокосановных родственников и с одобрения знати и простого люда [Малик Джалал ад-Дин Махмуд] заступил на правление вместо своего почившего отца 17 шавваля 998/19 августа 1590 г. [В честь этого] разбросали [монеты] и устроили [настоящий] царский пир. На нем присутствовали все накибы Зириха и военачальники пограничного района Сархадд. Амир Мухаммад-лала, Амир Саййид-’Али, Амир Камал ад-Дин Хусайн и остальные эмиры, сыновья Мир-’Али несли службу на том пиру. Старейшины и систанские эмиры /318/ заявили Малику Махмуди: «Вы должны правильным образом действий позаботиться о делах великого малика ⁴⁷⁴. Вы были вазиром и советником его отца, теперь вы должны усердствовать более прежнего, ибо у верховного малика было и без того много помощников, сподвижников [226] и высокого ранга родственников». Часть маликов сказала: «Малик Махмуд всем был как отец. Малик Махмуд[и] по возрасту много старше Малика Джалал ад-Дина. Пусть он как добрый советчик послужит [ему], подобно Малику Наср ад-Дину, верно служившему верховному малику. Должность вазира соответствует ему».

Поскольку интересы государства [Малик Махмуди] видел не в этих постах, он согласился на должность вазира. Мир Мухаммад стал лала. В противовес Амиру Мухаммад-хаджи Амира Саййид-’Али назначили на должность вакиля. Он ставил печать на бумаги. Хранителем печати был хуласат ал-мулук Малик ‘Али. [Сего] раба [сделали] собеседником ⁴⁷⁵. Однако никто из родственников не был определен в свиту и никому из них не положили денежное вознаграждение, так как великий малик в отличие от [своего] отца был человеком неровного характера. В помещении для заседаний он вообще не стелил войлока и жил непритязательно. Много раз он говорил: «Мои родственники мне как братья. Старший брат — это старший, младший — это младший. Назначить им денежное вознаграждение и делать подарки — все равно что давать деньги самому себе, а это невозможно».

Однако все родственники с полным усердием служили ему в большом и малом [без вознаграждения]. Малик Мухаммад сын Мира Шах-’Али, Шах-Хусайн сын Малика Касима, сыновья Малика Латифа и Шах-’Аваз, несмотря на малолетство, постоянно находились у него на службе. Особого почета удостоились Малик Мухаммад сын Малика Кубада и Малик Валад, показавшие образцы храбрости и доблести во время защиты крепости. Малик оставил им наследственные земли в Хуррамабаде, которые во время кызылбашей перешли в удельные имения, составлявшие собственность правительства. С Шах-Валадом они поддерживали дружеское общение. Полный почет имел также Шах-Абу-л-Фатх, сын которого, Шах-Музаффар, был убит [при осаде] Кал’а-йи Фатх. В правление верховного малика он также был вакилем. Превосходная служба послужила источником их дружбы. В течение трех лет ему неизменно поручалась должность даруги Сарабана. Амир /319/ Вайс стал ишик-акаси-баши, Амир Хайдар сын Амира Хаджи Мухаммада по распоряжению верховного малика был близким другом и собеседником ⁴⁷⁶, а Амир Вайс — калантаром Абхурана; Мир Касим сын Мир-йара был назначен мушрифом, контролером всех дел великого малика. Мир Касим был уважаемым судьей, а в дни сражений — таваджи, инспектором для набора и ревизии рекрутов и полководцем, выстраивающим воинов в [боевые] ряды, [227] командиром войска. Великий малик действовал в сражении по его мудрым советам. Амир Максуд Казаки стал старейшиной и полноправным хозяином, [от которого зависело решение] всех дел. Амира Хусайн-джана, очень пострадавшего от эмиров Систана во время вторжения в Систан Рустам-мирзы, мирза отпустил из Малахана, и тот приехал в Систан. Однако в силу старческого недомогания он был не в состоянии вмешиваться в дела. Накиб Мухаммад-Хусайн сын накиба Хусайна Камараки, который был из друзей и с давних пор служил верховному малику, стал независимым мустауфи. Амир Хусайн-джан всегда рассказывал во всех собраниях и кружках о вероломстве Малика Зарифа, и о том, как он привез Рустам-мирзу в Систан, и о его двуличии. Этот рассказ много раз повторялся в присутствии великого малика.

Местечко Чапраст стало таким благоустроенным, что одних только лавок в нем было около тысячи, а всего домов насчитывалось 12 тысяч. Одновременно там находились десять тысяч вооруженных мужей. Пять-шесть тысяч воинов всегда могли отправиться оттуда на войну. После устройства домов, укрепления рва и крепостной стены Чапраста, сбора народа [любимым] занятием великого малика и остальных маликов была охота. В то время великий малик смог заняться делами ряда родственников. Малику Махмуди сказали: «Обручите двоюродную сестру Малика ‘Али с вашим братом, а мою сестру выдайте замуж за Малика Мухаммада сына Малика ‘Али».

После трагической гибели [верховного] малика [сему] рабу и Малику Мухаммаду сыну Шах-’Али в течение четырех месяцев пришлось заботиться о чадах и домочадцах [малика]. Это родство явилось причиной еще большей привязанности, существовавшей между [сим] рабом и Маликом ‘Али.

В это время Мулла Хусайн, вазир Малика Зарифа, поднявшийся на разбой, насилие и притеснения, творил несправедливость в Хауздаре. Малик Мухаммад ⁴⁷⁷, [который] ехал из крепости /320/ Кал’а-йи Тракун, прибыв в Хауздар, столкнулся с ним и запретил ему его действия: «Давай я отвезу тебя к великому малику, — говорил он, — и заступлюсь перед ним за твои грехи».

Мулла Хусайн ответил невежливо. [Тогда] Малик Мухаммад, несмотря на то что ему было не более шестнадцати лет, выхватил меч и повернулся к нему лицом. Тот негодяй, опасаясь за свою жизнь, напал на Малика Мухаммада, ударил его мечом, но промахнулся. А меч Малика Мухаммада рассек ему лоб. Еще дважды он обрушил на [Муллу Хусайна] свой меч и убил его. Когда это [228] известие дошло до слуха местных маликов, они обрадовались и похвалили [Малика Мухаммеда]. Другие же возразили: «Не дело вмешиваться в подобные дела в этом возрасте!»

Его брат стал наставлять [его] и запретил [в дальнейшем так поступать]. Дело дошло до размолвки между ним и Маликом ‘Али. [Малик Мухаммад] находился в доме Музаффара Хусайн-мирзы. Тот проявил [к нему] столько доброты и сердечности, что более [того] трудно себе представить.

[Малик Мухаммад] оставался там пять месяцев. Мирза оказал ему много милостей. В конце концов ему стало скучно и он уехал в Индию, [где] присоединился к числу чиновников императора, равного величием Джамшиду ⁴⁷⁸. Император отдал ему в жены дочь Рустама, своего названого брата. На службе государя он пользовался большим почетом. Государь так внимательно относился к нему, что, когда Рустам-мирза приехал в шахский дворец, тот выхватил кинжал и набросился на мирзу. Шах приказал великому хану: «Разнимите этих безумцев!» [Потом] спокойно разъяснил: «О маликзаде, в нашей стране царит мир и нет места войне!»

Четыре месяца спустя после вступления на престол великого малика к нему на службу прибыл Амир Мухаммад и умолял его отыскать Амира Хаджи Мухаммада. Малик Махмуди назначил ходатаями группу маликов. Великий малик возразил: «Мы не давали распоряжения на его отъезд, какое же у нас право требовать его [назад]?»

Часть [людей] заявила: «Какая польза в том, чтобы из-за [пролития] крови погибшего счастливого малика ссориться с Амиром Хаджи Мухаммедом? Допустим даже невозможное, что он сам совершил это преступление. Он же не является ни супругой, ни близким родственником малика, чтобы подвергать кровной мести его слугу. Убийца маликов — /321/ Рустам-мирза! Его и следует казнить!»

В конце концов они согласились с тем, что Амир Мухаммад и эмиры напишут письма о его розыске. Малик Махмуди тоже сочинил записку.

По прошествии шести месяцев с [начала правления] великого малика Амир Хаджи Мухаммад и Амир Касим приехали в Систан. Амир Мухаммад-Касим вначале пришел на служение к малику. Еще через два месяца имели место подстрекательства, а затем стороны примирились. Амира Хаджи Мухаммада привели к [великому] малику. Вместе с ним пришел Амир Хаджи Хусайн и в доказательство невиновности Амира Хаджи привел разные свидетельства [229] и поклялся на Коране. Амир Хаджи Хусайн был предан и с давних пор служил Амиру Мухаммаду и ⁴⁷⁹ Амиру Махмуду из рода маликов. Одним словом, обида была устранена.

В это время Амир Мухаммад-Салих, который ранее отвез в Ук свою семью и своих родственников (все владения Йар-Махмуда отошли в тиул слугам великого малика), уехал из Ука в Кирман. Там он скончался. В отсутствие верховного малика даже питье воды не доставляло ему удовольствия. Хотя он видел много несправедливости от семьи Малика Наср ад-Дина, верховный малик их не наказывал. Несмотря на то что эти дела не стоили всех этих раздоров, он вписал свое имя в список вероломных [людей] и тем самым обесчестил свой род. Сам он тоже не извлек для себя никакой пользы. Однако Амир Хайдар из-за родственных отношений защитил их род и приступил к [увеличению] их благосостояния. Его брата, Амира My’мина, привезли в Систан. Малик Махмуди и пишущий сию «Хронику» приложили старания, чтобы сохранить их владения. [Их] поместье оставили им.

После восьми месяцев правления [великого] малика туркестанское войско, одержавшее победу над Хорасаном, захватило [все местности в Систане], вплоть до окрестностей Кал’а-йи Ках. В Хорасан приехал Байджу-бий ⁴⁸⁰, военачальник Йуз-диха, [подвластного] Джузджану, который еще раньше поднял мятеж против ‘Абдаллах-хана, властелина Турана, которого ходжи [братства] накшбан-дийа ⁴⁸¹ и шайхи Бухары во время похода на Хорасан привели в повиновение хану Турана с помощью обязательств и договоров. [Байджу-бий] расположился в окрестностях крепости Кал’а-йи Ках. Его поставили там ради [вершения] дел Систана, и он с пятью /322/ тысячами конников совершал набеги. Поскольку систанцам не было известно ни о войне, ни о набегах [узбеков], они пребывали в беспечности, [Байджу-бий] за один день забрал сто тысяч коров из Пушт-и Зираха и с берега [озера] Хамун ⁴⁸², убив сто пастухов. То войско дошло до Пуште Заве. В крепости Пуште Заве во главе гарнизона стоял накиб Хусайн. Неожиданно [для него] узбеки атаковали крепость и взяли ее, убив пятьсот человек из ее гарнизона. Шах-Валад и Куч-’Али-султан Пуште Зави уехали в сторону Пушт-и Зириха, когда известие о нападении узбеков достигло Сарабана и [великий] малик прибыл с войском [в Пуште Заве]. Верховный малик оставил в то время в Чапрасте Малика Махмуди, а сам двинулся в путь, чтобы уладить дела Сарабана. [Сей] раб и Малик ‘Али сопровождали его. Через несколько дней в Систан вновь пожаловал Байджу-бий узбак с отрядом оруженосцев хана Турана и [230] мулазимами Хаджи-падшая. В окрестностях Тагруна завязалось сражение. Ни одна из сторон не имела успеха. [Узбеки] переправились через р. Хирманд. В Мийан-Шеле ⁴⁸³ проживала группа крестьян, подданных Амира Мухаммад-лала. Амир Мухаммед и Амир Саййид-’Али жили в Чапрасте, поэтому у тех предоставленных самим себе людей не было предводителя и узбеки победили их. Были убиты тысяча семьсот жителей Мийан-Шелы, тысяча женщин и детей попали в плен. Амир Хаджи Хусайн, приехав в Хинкас, вступил в сражение и был ранен. Амир Шайх был убит. Все жители и эмиры Пуште Заве были разорены. Однако их женам в силу близости леса и острова [удалось] уйти. У Амира Камал ад-Дина не осталось ничего из мирского [имущества]. В частности, увезли триста его редких книг, большую часть которых составляли диваны старых поэтов. Амир Хаджи Мухаммад со своим войском в другой раз преградил им путь. Когда туркестанское войско увидело, что [им] преградили путь, они остановились, построились в боевые ряды. Завязалось великое сражение. В тот день систанцы сражались так, что стерлись из памяти битва Рустама и история Афрасиаба. Сражение между сторонами продолжалось с самого утра вплоть до полуденной молитвы. Узбеков насчитывалось две тысячи знаменитых конников. /323/ Их предводителями были военачальники типа Ба[й]джу-бия и Дурман-пахлавана, чухра-акаси хана Турана ⁴⁸⁴. В конце концов Дурман-пахлаван сказал Байджу-бию: «Ты крепко держи войсковое знамя и центр войска, а я предприму две-три атаки и рассею отряд пеших воинов [противника]!»

С Амиром Хаджи Мухаммедом находилась тысяча пятьсот испытанных в бою воинов, которые в укрепленных местах Пушт-и Зириха постоянно хвастались своим мужеством и отвагой. Первым явил отвагу и доблесть Амир Махмуд сын [Амира Хаджи Мухаммеда]. Средний его сын, Амир Низам, вел в том бою стрельбу из лука, о чем можно рассказывать долгие годы. Амир Фулад и другие родственники великого эмира сделали все возможное. В сражении принимал участие также Амир Хашим «Мишмаст» («Разъяренная овца»), Амир ‘Абдаллах, его сын, проходил первый урок мужества. Они оба приложили усилия и [явили] храбрость в отражении [атак противника]. Дурман-пахлаван атаковал дважды. В каждой атаке его поддерживала тысяча конников. Однако ряды систанцев стояли словно скала. На третий раз кто-то из людей Хайр ад-Дина Базгира, очень меткого стрелка из лука, пустил стрелу, [она] попала [Дурман-пахлавану] в грудь, прошла сквозь панцирь и через спину вышла наружу. Он тут же в строю упал на [231] землю. Стойкость Ба[й]джу-бия была поколеблена, и войско узбеков обратилось в бегство. Были убиты двести узбеков. У них забрали 1700 коней. Все пленники и награбленное имущество достались Амиру Хаджи Мухаммаду. После этого события он отправил великому малику донесение, несколько [отсеченных] голов противника и несколько коней. Сие известие застало [великого малика] в Сарабане и вызвало радость и одобрение.

После нескольких дней охоты и прогулок великий малик приехал в Чапраст. Амир Хаджи Мухаммад пришел к нему на службу и доложил: «Старосты Ука — мои родственники. Узбеки притесняют их. Если вы пошлете туда войско и накажете их, они больше не осмелятся прийти и напасть на Систан».

Великий малик собрал войска Систана и Зириха и пошел в крепость Кал’а-йи Тагрун. /324/ Местное войско он предоставил Амиру Хаджи Мухаммаду, а все [войска] в целом передал под начало Малика ‘Али. Шах-Валада назначил [боевым] товарищем Малика ‘Али. Амир Хаджи Мухаммад повел то войско, состоявшее из 10 тыс. воинов, в Ук. Войско узбеков из-за внушительности армии [систанцев] отступило. [Конники] Зириха, почти 500 человек, нагнали их и скакали следом за войском узбеков 5 фарсахов. Захватили у них богатые военные трофеи. Несколько дней оставались в Уке. После того как узбеки были разгромлены, они в полном беспорядке вернулись в Систан. В результате этой борьбы они лишили узбеков их силы. Однако изъян этой победы состоял в том, что в накиба Махмуда сына Хайр ад-Дина, который преследовал узбеков и хотел изловить того всадника, попала стрела, задела шейную артерию, и он испустил дух. В других делах узбеки не имели успеха.

После этого поражения Ба[й]джу-бий отправил к великому малику послом Турсун-бахадура ⁴⁸⁵. Поскольку туранцы ⁴⁸⁶ ранее не бывали в пределах Систана, то их взору предстала картина, которой они ранее не наблюдали и которая вызвала лишь их большое негодование. [Посол] настойчиво говорил: «Наш государь — человек высокого достоинства. Поддерживать общение друг с другом — это значит предвидеть последствия дел. После битвы у Нур-диха ⁴⁸⁷, [подвластного] Джузджану, у меня много лет как существует спор с воинами этого государя. Поскольку я понял, что так дело не пойдет, то повиновался. Вам я тоже советую так поступить!»

Несколько дней посол узбеков был в Чапрасте. Потом [великий малик] отпустил его, явив по отношению к нему человечность. Для [232] Ба(й)джу-бия приготовили подарок. [Вместе с послом] в Маверан-нахр направили Максуда Даулата, старого, верного слугу, с целью прояснения обстановки. Несколько дней спустя он вернулся назад и доложил тамошнюю обстановку, ничего не прибавив и не убавив. Одним словом, шесть месяцев царил мир. Несмотря на мирные отношения, никто в Систане не пребывал /325/ в беспечности. Амир Хаджи Мухаммад держал [наготове] три-четыре тысячи мужей. У Амира Мухаммад-Касима на дороге тоже стояла часть [людей]. В Чапрасте находились все жители Пушт-и Зириха, Бар-и Зириха, Абхурана и города, а также мулазимы, получавшие жалованье от маликов. У жителей Зириха и Рамруда было два укрепленных убежища. Скопление [людей] было также в крепости Кал’а-йи Фатх и в Хусайнабаде. Они имели укрепленное убежище.

По всему Систану предусмотрели ходы слоном и ферзем так, чтобы умудренным годами противникам из Мавераннахра не было на том поле возможности провести коня. На том поле они были побиты. Поневоле временами там была война, временами наступал мир, и ни одна из сторон не была ни побежденной, ни победительницей. Пока в конце 999/1591 г. вновь не возникли предпосылки для жалоб Амира Хаджи Мухаммада. Дело было в том, что в Систане вспыхнул голод. Люди были готовы отдать все за кусок хлеба. Нигде, кроме крепости Кал’а-йи Тракун, не найти было зерна. Покойный, отдавший жизнь за веру, Малик [Махмуд] на всякий случай в течение двенадцати лет ежегодно свозил туда по шесть-семь тысяч харваров зерна. В правление его уважаемого преемника-сына зерно пригодилось. Два года [подряд] зерно для посевов в Систане брали оттуда. Им же расплачивались с мулазимами. Малики в соответствии с положением каждого тоже расходовали [это] зерно. [Великий] малик не считался с нуждой одних, с другими же сознательно рассчитывался зерном. Амир Хаджи Мухаммад отправил [великому] малику ряд вещей, чтобы в соответствии с их стоимостью ему дали зерна. Великий малик вернул ему его добро и послал сто харваров зерна в подарок. Поскольку это количество [зерна] казалось ничтожно малым на весах нравственного величия [упомянутого] эмира или же его потребности были значительно больше, так или иначе повод для жалоб был налицо и вновь он посеял в кущах сердца семя раздора. [Амир Хаджи Мухаммад] решился ехать в Герат. [Великий] малик послал [сего] раба к нему уладить это дело и вызвал его к себе. Было решено, что упомянутый выше эмир вместе с [сим] рабом приедет в назначенный день на святой Мазар Пир-и Зийаратгах. [Великий] малик тоже будет [233] там по пути в охотничьи угодья. Состоится [их] встреча, и в том месте они возобновят договор и примут на себя обязательства. Случилось так, что в тот /326/ день, когда [сей] раб собрался с Амиром Хаджи Мухаммадом в то место, у вышеупомянутого эмира возникли колики. Отъезд пришлось отложить. На следующий день, когда мы выехали туда, верховный малик, приехавший [точно] в назначенное время, вернулся в Чапраст. Приехав на [Мазар Пир-и Зийаратгах] и узнав об отъезде великого малика, Амир [Хаджи] Мухаммад обиделся. Ехать в Чапраст к [великому малику] было сложно. В том самом месте [Амир Хаджи Мухаммад] в присутствии [сего] раба поклялся: «Враждовать с родом маликов [Систана] я не собираюсь ни в настоящее время, ни в будущем. Еду же я в Герат ради устранения зла, [творимого] узбеками. Сделаю так, чтобы зло, чинимое ими в тех пределах, не достало меня. К вам никаких притязаний у меня нет».

Оттуда он уехал к себе домой. [Сей] раб отбыл в Чапраст. Несколько дней спустя Амир Хаджи Мухаммад уехал в Герат. Делам Систана был нанесен большой ущерб. [Великий] малик, родственники и [их] единомышленники несколько дней пребывали в растерянности, пока наконец решили направить в Герат Малика Абу-л-Фатха. [Однако] Малик Махмуди возразил: «Это должен сделать я или мой брат. Абу-л-Фатху не под силу совладать в Герате с человеком, подобным Амиру Хаджи Мухаммаду. Не согласен я и на отъезд брата из-за его молодости и отсутствия опыта. Поеду сам!»

Великий малик вместе с Маликом Махмуди назначил [в поездку] Амира Мухаммад-лала, Амира Хайдара, Амира Касима сына Амира... ⁴⁸⁸ и Амира Мухаммад-Касима.

Амир Хаджи Мухаммад увез с собой [в Герат] Амира Камал ад-Дина Хусайна. Таким образом, почти все хорошие систанцы оказались среди узбеков. Великий малик приготовил все необходимое для поездки Малика Махмуди и систанских эмиров и отправил их в Герат. Когда Малик Махмуди и его спутники догнали в Исфизаре Амира Хаджи Мухаммада, между ними [в течение] одного-двух дней состоялся короткий разговор. Упомянутый эмир высказал несколько своих жалоб. Малик Махмуди расщедрился на сумму денег, достаточную на расходы по путешествию. Амир Хаджи Мухаммад испытывал стыд от этой щедрости.

Амир Камал ад-Дин Хусайн Табаки, брат Амира Мухаммад-лала и племянник Амира Хаджи Мухаммада со стороны сестры, много бранил /327/ маликов за отсутствие искренности и за те дела, что произошли. С помощью договора и обещаний между ними [234] вновь было достигнуто согласие. Они придумали уладить дела Систана с Амиром Кулбаба-кукелташем, мутма‘ан ад-даула (доверенным лицом) ‘Абдаллах-хана ⁴⁸⁹, таким образом, что ему ежегодно будет высылаться в качестве дара некоторая сумма. В свою очередь, высокостепенный эмир ⁴⁹⁰ будет постоянно упоминать [имя] великого малика с минбаров Мавераннахра ⁴⁹¹.

Когда они подъехали к Зийаратгаху близ Герата, [Кулбаба] вместе со своими эмирами встретил эмиров Систана. На встречу приехали [также] калантары города Герата, как, например, Мирза Музаффар Микал, Ходжа Мирзайи, Ходжа Гийас ад-Дин, Ходжа Мугул Сийавушани и Ходжа ‘Абд ал-Латиф Зийаратгахи. Они препроводили Малика Махмуди и [остальных] систанских эмиров в город. Амир Кулбаба оказал им большой почет и уважение. Неделю спустя группа смутьянов склонила [Амира Кулбабу] к тому, чтобы «посланцев из Систана связать и посадить в темницу». На третий день [Амир Кулбаба] отослал их в крепость Кал’а-йи Ихтийар ад-Дин ⁴⁹². Через два дня от ‘Абдаллах-хана приехал его верный человек: «Обнадежь и успокой двоюродного брата систанского малика и [сопровождающих его] систанских эмиров, дабы великий малик [Систана] доверился нам и направился бы к нам во дворец».

Амир Кулбаба приехал в крепость и принес [систанским эмирам] извинения: «Я взял вас под стражу намеренно, дабы известие о вас дошло до высокого хакана и чтобы он не впал в крайность по отношению к вам и не потребовал бы вас в Бухару. Теперь же, когда известие о вашем задержании дошло до Бухары, великий хакан прикажет решить ваше дело. Столпы государства не станут болтать обо мне и обвинять меня в пристрастии к жителям Хорасана». Вежливые извинения великого эмира пришлись им по нраву. Они выехали из крепости. Все дни устраивали собрания. Объехали с систанцами все прогулочные места Герата. Ходжа Мирзайи, Ходжа Hyp, хаким ‘Ата’аллах и остальные уважаемые гератцы явили к ним чрезмерную любовь. В те времена в Герате проживал Мир-падишах Разави ⁴⁹³. В настоящее время он тоже живет вблизи гробницы святого в Герате. Он вместе с Хафиз-и Хурдом, всеобщим любимцем, больше не оставляли друзей [одних]. Одним словом, благородные /328/ и простой народ Герата ежедневно, несмотря на противодействие бахадуров, устраивали собрания и проявляли гостеприимство. Амир Хаджи Мухаммад сказал Малику Махмуди: «Становится очевидным, что он сам потребует меня к себе. Проявляя дальновидность, мне не следует настаивать на своем [235] единодушии с великим маликом. Я должен сделать вид, что ищу средства, чтобы вызволить из его рук Систан и его крепости, дабы эти люди поверили нам. И мы наконец сбросим ярмо, которое сами сознательно надели себе на шею. В случае, если они потребуют к себе только вас, надо произнести что-то в этом роде».

Слова эти вызвали одобрение всех систанцев, и они стали хвалить вышеупомянутого эмира. В те несколько дней однажды вечером Амир Кулбаба потребовал к себе Амира Хаджи Мухаммада и беседовал с ним о том о сем до самого утра. На следующий вечер он вызвал к себе Малика Махмуди. С ним он тоже говорил о разных вещах. Еще через вечер позвал к себе Амира Мухаммада, Амира Касима, Амира Хайдара и Амира Камал ад-Дина Хусайна. Им он повторил то же самое. Все они говорили одно и то же. Тогда он потребовал к себе всех вместе — и Малика Махмуди, и всех эмиров — и недвусмысленно объявил им: «Я убедился, что среди систанских маликов [лишь] Малик Джалал ад-Дин, правитель [Систана], в силу занимаемого им поста являет нам непослушание и не может поладить с нами. Малик Махмуди — верноподданный. Систанские эмиры сами в [своем] упорстве неповинны. Как разумно поступить с [великим] маликом? Все советуют мне: ”Уладьте дела Систана и заключите мир, дабы [великий] малик спокойно занялся прогулками и охотой. Во время охоты мы вместе с вашими людьми поймаем его, чтобы страна обрела безопасность, а распри исчезли”».

Простак этот поверил сим абсурдным словам и выпустил из рук всех систанских эмиров. В тот же час он решил, что Мирза Казак ⁴⁹⁴, внук эмира Бурундука, приближенного его величества в правление эмира Тимура, отправится в Систан вместе с Маликом Махмуди и [систанскими] эмирами. Всех систанцев он одарил почетными подарками и конями и отпустил. Когда они переправились через перевал Бидак, /329/ [Амир Кулбаба] раскаялся в своем поступке. Следом за ними он отправил триста всадников. [Систанцы], переправившись через перевал, припустили коней и нигде не останавливались до [самой] крепости Кал’а-йи Ках. Узбекское же войско, добравшись до перевала, вернулось назад. После того [Амир Кулбаба] послал Мирзу Казака. Систанцы за два дня и две ночи приехали из Герата в крепость Кал’а-йи Тагрун. Радостная весть о прибытии Малика Махмуди и [остальных] систанцев обрадовала пораженное страстной любовью сердце, словно душа воскресла в [безжизненном] теле. Все родственники выражали радость. Великий малик выехал [им навстречу] до селения Пуште Мала, нашел [236] там Малика Махмуди и его сопровождавших эмиров Систана. Часть [из них] старалась служить вдвое усерднее, чем прежде. [Другая] часть служила хорошо, чтобы загладить свои прошлые грехи. Все они удостоились счастья приложиться к руке великого малика. [Была] весна. Они гуляли и вели беседы в садах той местности, которые разбил разумный и благочестивый зодчий великий Амир Низам сын Хаджи Мухаммеда ⁴⁹⁵.

В то время в Систан вместе с нашими героями приехали гератские музыканты: хафиз Мухаммад-Муким Джибра’или, Камал ад-Дин, музыкант, играющий на струнном инструменте уд, и тамбурист Мухаммад-Хусайн. Освободив соловьев от пения в цветнике роз, они заливались на тысячи ладов. Воистину, хафиз Мухаммад-Муким в пении и речах был подобен Христу — голосом оживлял истлевших покойников; у павших духом возбуждал такую любовь к аллегориям, что устремленные к состоянию истины, которые путем аллегории уже обрели место в гнезде истины, вновь обращались к заслуживающим уважения аллегориям и погружались в море восторга и исступления. В последние два-три столетия не было равного ему певца и музыканта.

В те дни несколько оставшихся [местных] маликов вели друг с другом откровенный разговор. Именно в ту пору достиг своего расцвета Малик ‘Али, свеча на пиру благородства, кипарис на лугу великодушия, распустившаяся роза в цветнике красоты и совершенства, точнее, вершина благородных поступков, славы и милостей. Несмотря на совершенную внешность и поведение, благородные поступки, прекрасное положение и добрый нрав, /330/ у всех складывалось мнение, что это совершенство ожидает гибель и что на смену приятности и свежести весны придет осень.

Бог должен был сотворить его возвышенным.
Красоту выше этой невозможно представить ⁴⁹⁶.

Непрерывно скрытый ангел предвещал разлуку и расставание. Несколько дней сезона роз прошли в прогулках по садам Пушт-и Зириха и Бар-и Зириха. Великий малик вновь задумал разбить сады и цветники и возвести дворец в местности Чунг-и Марган. [Сей] раб тоже сделал новые посадки в отцовском саду в Джарунаке, так как за время смуты и переворота [многие] деревья посохли, и произвел ремонт жилых построек, поэтому большую часть времени [сей раб] проводил в Джарунаке и Джалалабаде ⁴⁹⁷, подвластном Чунг-и Марган. Великий малик и все родственники почитали за [237] счастье [вести] беседу с Маликом ‘Али в отпущенные [ему] несколько дней.

В то время [великий малик] распорядился передать Амиру Кул-бабе доход с пастбищ и поголовья скота в Систане. Упомянутые деньги собирали мулазимы Малика ‘Али. Малик ‘Али сам побывал в Зирихе, Рамруде и Сарабане, уладил дела и вернулся в Чапраст. Поскольку великий малик, питая пристрастие к Сарабану, выехал туда, Малик Махмуди и Малик ‘Али сами занялись сбором урожая с земель малика. [Сей] раб сопоставлял в то время [списки] дивана Анвари ⁴⁹⁸ и развлекался с друзьями. Малик ‘Али находился в Шайхланге. В это время пришла записка от моего брата: «Сюда, в степь, можно приехать на прогулку», и я поспешил к нему. [По приезде] расспросил о здоровье Малика ‘Али. «Он немного нездоров, уехал в Чапраст», — ответили мне. Я пожалел о своем приезде и его отъезде. Разлука сильно подействовала на меня, [но] я не знал [еще], что смерть уже на его пороге.

/331/ Накиб Мухаммад Хусайн стал выговаривать мне: «Запрети Малику ‘Али собирать подать со скота, так как [пастбища] не имеют отношения к маликам ⁴⁹⁹. Мулазимы такого молодого [малика], от которого всегда исходило лишь добро, из алчности притесняют кочевников. Как бы страдания угнетенных не переполнили чашу! Мне известно из жизни, что те из потомков Шах-Махмуд-хаджи, [которые] стали негодяями и наглецами, не дожили до [своей] старости. Прежде всего [это] относится к тем, кто ранее был известен [своими] добрыми деяниями. Дурные и низкие слуги и алчные люди будут срамить их в сем мире и в загробной жизни. Поскольку вы связаны с [Маликом ‘Али] большей [дружбой], нежели остальные малики, я дерзнул сказать вам это».

В течение двух дней мы с братом, Амиром Мухаммад-лала, Амиром Максудом и накибом Мухаммадом-мустауфи занимались сбором [податей] с Шайхланга и Рамгаха. Приехал гонец и сообщил о болезни Малика ‘Али. Малик Махмуди и [сей] раб выехали в Чапраст и сразу же пошли его, «гостя» [сего бренного мира], проведать. Щеки его пылали от жара, на лбу выступила испарина. Его горячее дыхание и тревожные стоны отзывались болью в сердцах друзей. Двадцать дней, как мы не виделись друг с другом из-за небольшой размолвки. Увидев [сего] бедняка, Малик ‘Али прочел следующее двустишие:

Помирись же со мной, несчастным, тебя искал я.
Не помириться, [когда я] в страдании и горячке, [это] не путь дружбы. [238]

Прочтенные стихи сожгли огнем тревоги сноп моего терпения, и я ответил ему тоже стихами:

Это я лишен друга, что так живу,
О, как несчастен я, более чем несчастен!
Я достоин такой и даже худшей награды,
Если не пойду после этого по улице дружбы!

Прижавшись лицом к его луноподобному лицу, как страстно я желал, чтобы его страдания перешли ко мне! Когда мы с Маликом Махмуди после посещения больного вышли [из помещения], /332/ Малик Махмуди сказал: «Тысячу сожалений, но болезнь эта — тяжелая!»

Было начало второй десятидневки рамазана 1000/июнь 1592 г. ⁵⁰⁰, десятое число. Чистой душе [Малика ‘Али] наскучило пребывание в сем бренном мире, и она избрала общение с ангелами на ступенях небес. Малики, эмиры и все систанцы разорвали рубаху терпения. Из Сарабана вместе с гаремом приехал великий малик, увидел в том положении любимца своего рода, и светлый мир потемнел в его очах. Ни на один миг не забывал он обычай [выражать] огорчение и скорбь и читал нижеследующие стихи:

Когда поднялся с моей груди среброгрудый кипарис,
Вознеслись из моего сердца тысяча испепеляющих душу стонов.
Это — не огонь, который можно погасить потоком слез.
С каждым моим вздохом пламя лишь набирало силу.
Все вопреки нашему желанию, по воле рока!
Судьба перестала, что ли, благоволить к нам?

Время драгоценной жизни Малика ‘Али — 24 года. Он был женат на дочери дяди по отцу, чистейшей Биби Сакина-султан. Детей у них не было. Маулави ⁵⁰¹ на дату его смерти сочинил следующее кит‘а:

Принц Малик ‘Али, согласно предначертанию Аллаха,
[Внезапно покинул сей бренный мир].

Когда я стал искать в уме дату его кончины, он сказал:

Ищи дату его смерти [в словах] «гам-и бихадд»! ⁵⁰²

После смерти Малика ‘Али радость покинула нас, [его] друзей. Постоянным спутником и собеседником [сего] бедняка стала печаль:

/333/ Радостными были дни, проведенные с другом.
Все остальное — бесполезность и суета. [239]

Хотя лучший из маликов не вмешивался ни в дела правления, ни в финансовые вопросы, [само] его существование являлось опорой власти маликов. Тем более что тогда, когда одновременно погибли семь-восемь маликов, а великий малик был постоянно занят устройством веселых пиров в крепости Кал’а-йи Фатх, о систанцах в Чапрасте заботились Малик Махмуди, Малик ‘Али и [сей] раб.

После того как с Маликом ‘Али случилось несчастье, великий малик переехал в Чапраст и стал помощником, пособником и поддержкой родственников в содержании войска в Чапрасте. Мир с узбеками снова [был нарушен], и началась война. [Поддерживать] сношения с Систаном высокий хакан поручил Тенгри-Берди-оглану ⁵⁰³. Войско [узбеков], словно муравьи и саранча, вновь хлынуло к границам Систана.

В 1002/1593-94 г. Тенгри-Берди-оглан и все [остальные] огланы, находившиеся в тех пределах, под предлогом нападения на Мекран прибыли в Систан. Побывали в Зирихе и Рамруде и увели в плен часть местных жителей. Во время возвращения оглана [в Систан] в силу переменчивости его характера каждый месяц все было готово для войны и [заключения] мира. Взаимоотношения строились таким образом, что десять раз в году была война и [лишь] три раза [за это время] заключался мир.

Брат Тенгри-Берди-оглана, Кара-оглан ⁵⁰⁴, юноша с хорошими наклонностями, благочестивый, вообще не был склонен к хитростям. Напротив, Тенгри-Берди-оглан был человеком необычайно коварным, доверия к его словам и поступкам не было. Заключая мир, он уповал на войну. В сражении настойчиво добивался перемирия. Через каждые несколько дней присылал в Систан миротворца. Кази Балту ⁵⁰⁵, человек гуманный, разумный и проницательный — среди тех людей не было подобного ему, — служил посредником взаимного общения. Эта сторона посылала [посредником] Амира Касима-кази. Сношения [сторон] /334/ проходили с притворным изъявлением дружбы. Хотя тюрки Мавераннахра [своим] враждебным отношением к населению Хорасана снискали славу «свирепых львов», однако до такой степени они были доверчивыми, что человечность, благородство, подобно лимону, гнали их желчь прочь. Все, кто приезжал в Систан из знати Мавераннахра, из ходжей высокого происхождения, [в расчете] на небольшую милость шли либо к Миру Кулбабе, либо к [Тенгри-Берди]-оглану. Основанием для благопожеланий роду систанских маликов, несмотря на пристрастие сторон, было ожидание [соблюдения ими] [240] их права на гостеприимство в течение нескольких недель. Вместе с тем они прилагали старания для примирения. Проходил день, и вновь настроение оглана менялось, и он отменял [принятое решение]. В общей сложности [для заключения перемирия] он прислал 1700 человек. Он совершил набеги на [все селения] Сарабана. Когда известие пришло в Чапраст, великий малик оставил в Чапрасте Малика Махмуди с частью родственников. [Сей] раб, Малик ‘Али и Малик Мухаммад отправились в поход, [неся] службу [великому] малику. Вместе с [великим] маликом двести конников и двести стрелков из мушкетов переправились через р. Хирманд. Лазутчики донесли, что [узбеки] сделали остановку в степи Сахра-йи Тирак ⁵⁰⁶, разожгли костры, зарезали много баранов и занялись приготовлением кебаба.

Малик выслал вперед стрелка и сказал: «Как только он выстрелит из мушкета, мы, всадники, пустим коней вскачь».

Когда стрелок выехал вперед и сделал выстрел, великий малик пустил вскачь своего коня. По обе стороны от него на одном с ним уровне скакали [сей] раб и Малик ‘Али. Безрассудные, воинственно настроенные систанцы в то время, когда вместе смешались узбекское войско и конники [Систана], два-три раза разрядили мушкеты. Господь преславный и всевышний, который является хранителем, спасителем, помощником и пособником, сберег мужей сего войска от пуль мушкетов. Коней и людей противника погибло много. [Остальное] войско [противника] оседлало коней и уехало, бросив свое имущество. Пленных и [их] имущество мы оставили в ту ночь на месте, [опасаясь], как бы то огромное войско [узбеков] ради имущества не напало вторично на наш небольшой отряд. Свое же войско мы увели в сторону и там спешились. В ту ночь, взяв в провожатые Амира Хашима «Мишмаста» и Шах- /335/ Махмуда сына Латифа, мы ехали следом за бахадурами ради защиты своего войска. До самого восхода солнца мы несли дозор. Когда утро приоткрыло скрытую тайну дня, великий малик отправил жителям Сарабана в сопровождении отряда имущество и пленных сарабанцев, [захваченных узбеками]. Сам он вернулся в «местопребывание величия» (т.е. в свою резиденцию в Чапрасте. — Л.С.). В ту ночь были ранены трое из систанского войска. Их ранили свои же выстрелом из мушкета. Было убито сто узбеков и двести их коней. После того шесть месяцев те люди не появлялись [в пределах Систана].

В то время к [великому] малику приехал Мулла Карай, китаб-дар ‘Абу ал-Му’мин-хана ⁵⁰⁷, который отвернулся от него. Три дня [241] он был в Систане и преподнес малику сто знаменитых альбомов с образцами каллиграфии мастеров. Сам [Мулла Карай] был учеником Махмуда сына Исхака Сийавушани ⁵⁰⁸, одного из величайших учеников Мир-’Али ⁵⁰⁹. При жизни мавлана Мир-’Али Мулла Махмуд подписывал его именем свои образцы каллиграфии. Жалуясь на это [обстоятельство], Мулла ⁵¹⁰ сочинил следующее кит‘а:

Хотя Ходжа Махмуд был некоторое время
Учеником сего презренного бедняка,
По отношению к нему не было сделано упущения.
Хотя он тоже не совершил проступков, [однако]
Все, что он пишет сам, хорошее и плохое
Все подписывает именем [сего] бедняка ⁵¹¹.

Мулла Карай снискал полное расположение великого малика; уезжал он удовлетворенный и благодарный.

Несмотря на то что в то время все дни шла война и не было спокойствия, однако Чапраст был надежной и прочной твердыней. Временами малик находился в Чапрасте ради общения с родственниками и из желания угодить систанцам. Когда он уезжал в [другие] крепости, там жили [сей] раб, брат и [другие] родственники. Товарищами [сих] бедняков из эмиров постоянно были Амир Мухаммад и Амир Саййид-’Али.

Поскольку в Чапрасте было много холмов, а воды в реке [в том году] было меньше, чем в другие годы, северная сторона Чапраста стала мелководной, переправы сблизились между собой. /336/ Вырыли новый глубокий ров. Когда воды стало совсем мало, с восточной стороны можно было проехать на коне. Поневоле с южной стороны Чапраста, который с трех сторон окружала глубокая река, среди каменистой равнины, расположенной на большой высоте, вырыли ров глубиной 100 заров ⁵¹². Но и тогда он не достиг уровня русла реки! Его окружили четырьмя рядами стен, посередине поставили ворота и навели мост. Верховный малик и [его] родственники выстроили там [для себя] дома. Все, у кого было жилище в северной части [Чапраста], тоже выстроили [себе] там дома. Когда участок земли был застроен, малик и родственники переселились туда. Одни возвели свои дома на возвышенности, другие — в западной и южной сторонах, примыкающих к лугам и реке. По вечерам свет от светильников и ламп в домах, [расположенных] в восточной, западной и южной частях [Чапраста], отражался на водной глади реки. В южной части находилась открытая резиденция [великого] [242] малика. Вечерами там происходили беседы. Присутствовавшие наслаждались отражением в воде месяца и [света] от светильников. Сборища были оживленными до самого утра, которое открывает скрытые тайны всего сущего.

Когда [великий] малик и Малик Махмуди по желанию Амира Хаджи Мухаммеда переехали со своими семьями на шесть месяцев в Пушт-и Зирих и там устроили свой стан, упомянутому эмиру понадобилось встретиться с [великим] маликом в спокойной обстановке и перевезти свой дом в Чапраст. По той причине Амир Хаджи Мухаммад перевез свой дом в те дни из Тагруна в Чапраст и обосновался по соседству с домами Малика Махмуди и [сего] раба. Утром и вечером в сопровождении одного человека он находился возле дворца. Малик передал ему все свои права. Воистину, шла такая оживленная беседа с достойными друзьями, что ей могли позавидовать участники интимных маджлисов. Верховный малик использовал все хорошее, что было заложено в их природе. Всякий, кто вскоре перенес свои пожитки в мир вечности, ушел довольным и признательным за это переселение. Все, кто из-за медлительности остался в том обществе в живых, терпят муки за всех переселившихся своих современников и вместо ласки, выпавшей на долю других, стали мишенью для тысячи горестных упреков ⁵¹³. Завистники того времени сделали мир подобострастия и /337/ скромности таким обидчивым, раздражительным, мелочным, расчетливым, сварливым, капризным, неблагодарным, злопамятным, мстительным, лишенным всякого милосердия, отличающим друзей и врагов, что даже такой терпеливый и выносливый человек, как я, покинул [свою] родину. Если будет угодно Богу, об этом будет рассказано на своем месте.

Когда большинство городов Хорасана, в том числе Ук и Фарах, были захвачены узбеками, Султан Мухаммад-оглан обосновался в Фарахе, а Тенгри-Берди-оглан, Кара-оглан и Буда[к] ‘Али-оглан ⁵¹⁴ разместились в Уке. Их дороги [друг к другу] стали близкими, и они навещали друг друга ежедневно. Порешили на том, что для [великого] малика выстроят жилище на высокой горе, носящей имя Секуха и расположенной посреди реки. Там [вместе] с маликом будут жить несколько слуг и воинов. Великий малик отбыл туда. Каждую неделю на службу к малику приезжали люди, проживающие в Чапрасте, и затем они возвращались назад. Так они жили [в течение] шести месяцев.

В то время великому малику пришла в голову мысль поохотиться на р. Гази ⁵¹⁵. Со всех концов Систана собрали охотников. [243]

Связали 1000 лодок тутин. Отовсюду созвали метких стрелков из лука. Пришла на служение [великому] малику и систанская знать. [В течение] семи дней состоялась групповая охота в окрестностях и районах той местности.

В то время в Систан приехал Хафиз Мухибб ‘Али ⁵¹⁶, покинувший [страну] узбеков. Приезд того [хафиза], обладающего чудесным дуновением Христа, вызвал ликование в том собрании. [До этого] в те края приезжал ради бесед с великим маликом [некто] по имени Суфиалти Мавараннахри из числа приближенных к Дин-Мухаммад-султану ⁵¹⁷. Систанцы выражали такую любовь к слугам хафиза, что хафиз поездке в столичный город Герат предпочел остаться в том году в Систане. Был [в Систане] с удовольствием. Переменчивость судьбы под влиянием дурного глаза расстроила собрание бесед друзей. /338/ Несравненный великий эмир ⁵¹⁸, который в отличие от прошлых лет [теперь] не разлучался с [местными] маликами ни на один миг, отправил его в мир вечности, в страну [небытия]. После той охоты упомянутый великий эмир был отпущен со службы великого малика. Он доехал до Пуште Мала и совершил прогулку по своим паркам. Два дня он веселился там с Амиром Камал ад-Дином Табаки, Хаджи Маулави, мавлана Хусайн-халифой и Амиром Фазли, своими давними друзьями-приятелями. В то время он постоянно читал это двустишие:

Джами, цени мгновения жизни,
[Ведь] каждое мгновение пресекается чья-то жизнь! ⁵¹⁹

Случилось так, что у упомянутого эмира заболело горло. В тот день боль усилилась. Он послал в Чапраст человека и вызвал свою уважаемую жену. Отправил также [человека] в Тагрун и потребовал к себе своего доброго и храброго сына, Амира Махмуда. Когда Амир Махмуд приехал к нему, он снял свою чалму, надел ему на голову и сказал Господу, наставляющему на правый путь: «Вот я!» ⁵²⁰. И вновь малики погрузились в печаль и горе.

В период охлаждения [отношений] с узбеками упомянутый выше эмир заключил с [местными] маликами союз. Все полагались на его ум, рассудительность, правильное ведение дел и командование войском. Его смерть явилась поводом к нарушению [существующего порядка]. Тело мирзы (так!) отвезли в Тагрун. В Тагруне собрались все систанцы вместе с великим маликом. [Там] состоялось оплакивание покойника. Тенгри-Берди-оглан прислал [туда] Кара-оглана выяснить, что случилось. Через несколько дней после траура великий малик назначил Амира Махмуда вакилем вместо [244] [почившего] его отца, раздал соответствующие подарки и прекратил траур. Амир Махмуд после [кончины] отца старался расположить к себе [местный] народ, наладил с ним хорошие [отношения]. В сердцах всех запечатлелось его величие. [Местные] малики тоже очень уважали и почитали его. И действительно, это был юноша, равного которому по доброте, щедрости и отваге не было среди того народа.

Верховный малик после уничтожения лагеря Шайх-и Зирих полный год находился со своими родственниками в Чапрасте, постоянно выезжая на охоту в местности Бар-и Зириха.

/339/ В те дни из Индии в Систан вернулся Малик Мухаммад, младший брат Малика ‘Али. Поскольку его мать жила под одним кровом с [сим] рабом и поддерживала с ним родственные связи больше, чем с другими родственниками, он остановился у матери и своей сестры. Великий малик и другие родственники так радовались его приезду, что большую радость трудно себе представить. Месяц спустя после приезда Малика Мухаммада малику пришла в голову беспокойная мысль — заново построить крепость Кал’а-йи Сабз ⁵²¹, находившуюся в окрестностях Сухур-и Шайх и Ходжагана. Сколько народ ни пытался отговорить его от этой затеи, пользы не было. Поскольку систанцы и малик очень любили охоту, а места охоты находились вблизи от того места, все согласились. К тому же близко к нему были расположены селения и местности Бар-и Зириха. За десять дней обнесли глубоким рвом старую крепость, выстроили хижины, покрыли их тростником и в 1003/1594-95 г. переехали туда. И действительно, несколько дней [малик] провел в том доставляющем радость месте. Хафиз Мухибб ‘Али тоже присутствовал там. Великий малик и йары наслаждались вариациями мелодий и приятной беседой с тем лишенным лицемерия другом.

В то время Малик Мухаммад взял себе в жены уважаемую супругу [скончавшегося] Малика ‘Али. По этой причине расположение, которое питал к нему великий малик, сменилось нелюбезным отношением. С самого детства у него была нареченная невеста среди родственниц. [Великий] малик и [остальные] родственники хотели, чтобы он женился на своей невесте. В результате объединения поместий и приведения в порядок движимого и недвижимого имущества он стал хозяином и владельцем дома брата. Через несколько дней пришла весть о прибытии войска [Тенгри-Берди]-оглана. Хафиз Мухибб ‘Али, который провел с [великим] маликом семь месяцев, решил уехать в область Бахарз ⁵²². Великий малик и систанцы, насколько было возможно, старались поддержать [245] упомянутого хафиза [в его решении]. Они распрощались с ним и отправили его в сопровождении верных людей по безопасной дороге.

Когда известие о прибытии узбекского войска подтвердилось, а народ из [разных] селений не уместился в той крепости /340/ и в том рву, с восточной стороны рва вырыли другой ров почти в 50 джарибов ⁵²³. Ров был закончен к утру за одну ночь, и народ вошел в него. Утром со всех сторон и окрестностей раздались звуки карнаев, словно звуки трубы в день Страшного суда. [Сей] раб в ту ночь до самого утра разъезжал верхом на коне за пределами рва, охраняя и неся дозор. Во время [утренней] молитвы верховный малик, находившийся в проходе своих ворот, потребовал [сего] раба и [приказал ему]: «Сойди с коня и соверши молитву!» Когда я сошел с коня и совершил молитву, с южной стороны, там, где находились дома Амира Мухаммад-лала, Амира Мухаммад-Касима и Амира Саййид-’Али, прибыл человек [с вестью о том], что подошло войско. Великий малик выехал туда, а меня поставил в северной части [ворот].

Приезд малика и смешение узбекского войска с частью пеших воинов-[систанцев], в том числе Мир-беком Зирихи, Касимджаном Ахмадом, Шайхом Мухаммедом сыном Шайха ‘Али, Махмудом «Черноголовым» (всего их было семеро пехотинцев) и Амиром Касимом сыном Амира Саййид-’Али из внуков Амира Саййида... На сей раз расторжению мира и началу войны способствовало убийство Амиром Касимом какого-то узбека. Нарди-бек Рашид, Рахим-вирди, [Байрам]-дшанбигы ⁵²⁴, Казак-бахадур и Йарим-пахлаван напали на пеших воинов. Йарим-пахлаван попал копьем в Амира Касима. Амир Касим пустил [в Йарим-пахлавана] стрелу. Она прошла через латы, панцирь и кольчугу и вышла с другой стороны через тройной слой: доспехи, шелковую подкладку на вате под панцирем и кольчугу. Конники окружили Йарим-пахлавана и потащили его в конец строя. Он упал с коня. С него сняли оружие, а его голову притянули к отверстию, образовавшемуся от ударов стрелы, затолкали [тело] в сундук и отослали высокому хакану: «Вот с кем мы имеем дело. Среди них двадцать тысяч таких стрелков!»

Йарим-пахлаван был [одним из тех] воинов войска Турана, с которыми властелин Турана одержал победу над Гератом, убил тысячу кызылбашей, хорасанцев и систанцев как во время сражения, так и после победы. Он был известен среди узбеков своей доблестью и храбростью. Поскольку ту войну и ссору народ считал [246] [делом] Амира Касима, Господь всевышний и преславный убил /341/ Йарим-пахлавана стрелой [Амира Касима] и спас его от позора перед народом. Сражений в тот день больше не было. [Тенгри-Берди]-оглан с тем огромным войском расположился в воротах ⁵²⁵ и отправил к великому малику в качестве посланника Мирмандаб-бия ⁵²⁶ из числа многоопытных туркестанских пиров. По совету местной знати великий малик тоже отправил к оглану Амира Му’мина, правителя Бар-и Зириха, с дарами. Оглан связал и арестовал Амира Му’мина и отослал его в крепость... ⁵²⁷ Не видя пользы в сражении, оглан послал войско в окрестности Зириха, Рамруда, Хауздара, Сарабана и Хусайнабада; десять дней спустя совершил набег на всю страну. Один отряд ушел с огланом через Абхуран в Ук, другой шел с Kapa-огланом по склону горы Ходжа Галтан.

Когда известие о возвращении узбекского войска пришло [в Систан] ⁵²⁸, [сей] раб, Малик Мухаммад, Малик Мухаммад сын Малика ‘Али и ряд [других] маликзаде в сопровождении тысячи пеших и конных воинов отправились на дорогу, [по которой шло] войско узбеков. Во время полуденной молитвы войска сошлись. Завязалось сражение. Поражение выпало [на долю] противника. Бигим-бахадур был взят в плен вместе с десятью славными богатырями. 100 человек из [узбеков] были убиты. Во время молитвы, совершаемой через двадцать минут после захода солнца, мы с победой вступили в крепость Кал’а-йи Сабз. После того укрепили ров и крепостную стену, и [строительство] крепости было завершено. Выше крепости выстроили [жилые] дома. Однако в крепости [так] никто и не поселился. Местожительством и убежищем маликам служил все тот же первый ров.

Несколько дней спустя Амир Мухаммад, Амир Максуд и Амир Касим-кази решили отослать великого малика в Сарабан, а Малика Махмуди, Малика Мухаммеда и [сего] раба, находившегося постоянно по распоряжению [малика] среди них, ввести в ту крепость и [заставить] их быть с ними. [Великий малик], согласившись с этим, вместе со своей женой и [своими] людьми выехал в крепость Кал’а-йи Фатх и укрепил ту местность. Через несколько дней Малик Мухаммад тоже отвез свою семью в Кал’а-йи Фатх и стал думать о том, чтобы вывезти своих людей в Индию. К этому он подстрекал и [сего раба]. В это время в Кал’а-йи Сабз не осталось никого из маликов, за исключением Малика /342/ Махмуди, Шах-Хабибаллаха, племянника [сего] бедняка, и [самого] бедняка. Часть [из них] осела в крепости Кал’а-йи Тракун, часть уехала к [247] [великому] малику в Кал’а-йи Фатх. Постоянно доходили слухи о том, что в Ук со всех концов Хорасана собираются узбекские воины во главе с Тенгри-Берди-огланом.

После того как [в течение] нескольких дней умерли одна за другой несколько годовалых дочерей сего презренного бедняка, мы так жаждали иметь ребенка, что были бы довольны, [если бы] Господь всевышний и преславный дал нам дочь. Всевышний явил милость, подарив нам дочь. Когда ребенку исполнилось 40 дней, Малик Мухаммад, дядя дочери с материнской стороны, переехал со своей семьей в Сарабан. Из-за многочисленности узбекского войска, усталости людей от войн и ссор, неукрепленности рва [вокруг] крепости Кал’а-йи Сабз каждый из эмиров подумывал о том, чтобы обосноваться в хорошо укрепленных местах Систана. Вся систанская знать держала [наготове] табун сильных лошадей, дабы, ежели все будет кончено, каждый смог бы легко вывезти свою женскую половину семьи.

Амир Мухаммад сказал Малику Махмуди: «В настоящий момент у вашего брата родился ребенок. Малик Мухаммад отвез свою семью в Сарабан. Хорошо бы семья вашего брата, пока войско противника стоит на месте, тоже уехала в крепость Кал’а-йи Фатх. Потом куда-нибудь вывезти ребенка будет трудно».

После усиленных стараний Малика Махмуди я счел полезным отвезти семью в Сарабан. Когда я доставил своих людей в Сарабан и провел два дня на службе у великого малика, пришло достоверное известие о том, что [Тенгри-Берди]-оглан выступил со своим несметным войском на Кал’а-йи Сабз. [Получив] это тревожное известие, я, огорченный, выехал в Кал’а-йи Сабз. Малик Мухаммад дал согласие, и вместе с ним, положившись на Божью милость, мы тронулись в путь. В полночь приехали в селение Аташгах и оказались среди узбекского войска. Войско же, подъехав к Кал’а-йи Сабз, стало разъезжать вблизи того рва. Оттуда, /343/ натянув поводья, они поскакали галопом в сторону Хауздара и Рамруда. Вернувшись из Рамруда, той же ночью они выехали в Шайхланг, Аташгах, Джарунак-и Шайхланг и [прилегающие] к ним местности в поисках ячменя для [своих] лошадей и блуждали в пустыне и среди густых зарослей. Нас, оказавшихся среди них, они приняли в ту ночь за воинов своего войска. Мы, так же как и они, двигались то вправо, то влево. Проехав небольшое расстояние, мы свернули к берегу Шелы Махмудабад и к окрестностям Сухур-и Шайх. Оттуда, прибавив скорость, подъехали к Кал’а-йи Сабз и сделали остановку в каком-то месте. Я отправил к брату одного из спутников и [248] известил его о нашем приезде. [Брат] всегда действовал благоразумно. Он помнил, что местный народ очень устал [от войны]. К нам он направил триста стрелков [из мушкетов] и лучников из верных людей в сопровождении того человека: «Постарайтесь в эту ночь войти в Кал’а-йи Сабз с большим шумом, чтобы повсюду разнеслась весть о том, что к нам пришла помощь!»

Мы вошли в ту ночь со своими людьми в войсковой стан крепости, трубя в трубы и стреляя из мушкетов. Темной ночью в войске и среди народа царила сумятица. [Наше появление] придало смелости находившимся в крепости. Когда настало утро, узбекское войско выстроилось в ряды и подступило к крепости с восточной и северной сторон. Один час они стояли [у стен крепости]. Из крепости тоже вышло [войско] — около тысячи пеших и конных воинов во главе с [сим] рабом и Маликом Мухаммедом. Некоторое время мы стояли напротив противника. Таким образом прошел этот день, сражение не состоялось. [Узбеки] отошли в верхний Шайхланг, место стоянки их [войска]. Наши люди вернулись в крепость. На следующий день пришла весть о том, что все войско противника отбыло, чтобы напасть на Кал’а-йи Фатх. Хасан сын Муллы ‘Али и часть жителей Зириха, находившихся с узбеками, во время полуденной молитвы следующего дня, в соответствии с хитростью, [придуманной] огланом, пришли в Кал’а-йи Сабз. Они распространили весть о примирении [узбеков] и сообщили об отъезде большей части бахадуров. Изобразили дело так, будто в узбекском войске не осталось пригодных к делу мужей. Когда эти люди ушли, большая часть глупцов из Кал’а-йи Сабз, питая тщетные надежды, решила идти в лагерь противника. В ту ночь /344/ весь народ только и думал б сражении, словно знаки, [предвещавшие] сражение, были видны на планетах Марс и Сатурн. Будто со [всех концов] Вселенной до слуха воинственно настроенных мужей доносился шум битвы.

Комментарии

450. Ошибочно вместо Малик Джалал ад-Дин Махмуд, см.: Ихйа ал-мулук, с. 530, примеч. 1.

451. Султан Мурад-мирза — старший сын Рустам-мирзы сына Султана Хусайн-мирзы, ошибочно названный в именном указателе к «Та’рих-и ‘аламара» сыном Музаффара Хусайн-мирзы, брата Рустам-мирзы. Искандар Мунши пишет, что Мурад-мирза был зятем верховного хана Индии и что в 1025/1616 г. он вместе с отцом и другими своими братьями находился в Индии; неоднократно упоминается в «Падшах-наме». В 1047/1637-38 г. за примерную службу он был удостоен почетного титула хан и должности командира двух тысяч (ду-хазари), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 487; Падшах-наме, 1, ч. 1, с. 167, 170; 2, с. 9, 141.

452. Араб., шатир, в дальнейшем (с. 387 перс. текста, пер., с. 286) упомянут Шатир Мухаммад-Хусайн, друг Малика Мухаммада. Возможно, и в данном случае он имеется в виду.

453. Хусайнабад — деревня в области Нимруз, расположенная на берегу р. Гильменд, в 9 км выше Чахар-бурджака, см.: Ball, с. 126.

454. Хуррамабад. Очень распространенное название. Достаточно сказать, что в Географическом словаре девятого остана (Хорасан) Ирана представлены одиннадцать деревень под названием Хуррамабад. Данный топоним относится к Систану, однако точные его координаты неизвестны. Можно лишь отметить, что систанский Хуррамабад находился между р. Гильменд и каналом Та’ам.

455. Аб-и Та’ам — название древнего канала, отведенного от р. Гильменд, согласно «Та’рих-и Систан» (рус. пер., с. 141), в 723 г. арабским наместником Ка’ка’ б. Сувайдом, в 30 милях («60 км) от Заранджа; орошал земли, прилегавшие к южным воротам Заранджа Дар-и Та’ам, см.: Та’рих-и Систан, с. 125, примеч. 2; Таквим ал-булдан, с. 80; Le Strange, с. 399; Tate, с. 146.

456. Кеджаве — крытые сиденья для путешественников, расположены по бокам вьючного животного.

457. Быть может, Пуште Хари можно идентифицировать с Хари, селением в нынешней провинции Нимруз, в 2 км к северу от Сангара и 8 км на юго-запад от Зийарат-и Амиран Сахиб; о последнем см.: Ball, с. 154. К сожалению, нам был недоступен 11-й том Географического словаря Ирана, в котором отражена топонимика остана Систан и Балучистан. Издатель текста «Ихйа ал-мулук», отметив, что название Пуште Хари сохранилось по сей день (с. 530), никаких данных не привел.

458. В тексте: марам-и сахт — «составил план действий»: или же автор имел в виду афг. марам — «затихший», что по смыслу, нам кажется, в данном случае более подходит.

459. Ср. ранее «площадь Мира Махмуда-мукри».

460. Автор имеет в виду события, связанные с выступлением шиитов в Ираке, объявивших после смерти халифа Му’авии единственно законным халифом Хусайна б. ‘Али. Часть жителей Куфы, ранее присягнувших Йазиду б. Му’авии, нарушила присягу и призвала Хусайна б. ‘Али возглавить восстание против Йазида б. Му’авии. Хусайн выступил в Куфу, но восстание было подавлено ‘Убайдаллахом б. Зийадом, наместником Куфы. Согласно легенде, возле Кербелы произошло сражение, противник отрезал Хусайну и его воинам путь к воде и он, страдая от жажды, был убит, см., например: Та’рих-и Систан (рус. пер., с. 118-120); Петрушевский, 1966, с. 45, 46 и примеч. 39; Wellhausen. Die religios-politischen Oppositionsparteien, с. 61-67.

461. Чапраст (у Искандара Мунши — Чап-у-раст). По его словам, это укрепленное место (махкама) на одном из островов посреди р. Хирманд (2, с. 483); ср. ранее: Дашт-и Чапраст — «местность, подвластная Кичули, с трех сторон ее окружает вода, а северная ее сторона укреплена рвом», см.: Ихйа ал-мулук, с. 269.

462. В тексте пропуск, см.: Ихйа ал-мулук, с. 311, примеч. 3.

463. Мухаммед — конъектура издателя, в тексте: Малик Махмуд.

464. Шах Салим — могольский император Северной Индии Hyp ад-Дин Джихангир (1014-1037/1605-1627).

465. Мирза Бархудар-хан сын ‘Абдаррахмана Дулдаи — видный могольский эмир из чагатайского племени барлас. В 40-е годы правления могольского императора Акбара был командиром отряда в 250 воинов, в правление его преемника, Джихангира, был назначен на должность кушбиги, а в начале 1018/1609 г. получил почетный титул «Хан-и ‘Алам», под которым в дальнейшем и был известен среди современников. В 1025/1616 или же в 1026/1617 г. Хан-и ‘Алам был направлен императором Индии с ответной посольской миссией к шаху ‘Аббасу I. Это было самое пышное посольство, которое когда-либо появлялось в Персии. Свита Хан-и ‘Алама включала около 1200 человек, двигались они крайне медленно, делали длительные остановки, в том числе в Систане, где наш автор и познакомился с ним, в Герате и Куме. Только в 1027/1618 г. Хан-и ‘Алам прибыл в Казвин и был принят шахом. Здесь речь идет о пребывании Хан-и ‘Алама в Систане в 1029/1620 г., при возвращении из Ирана на родину.

Автор «Падшах-наме» (1, с. 427) отмечает, что Бархудар-хан не обладал искусством и тактом посла, хотя никаких доказательств своим словам не приводит. По воцарении Шахджихана (1628-1657) Бархудар-хану был пожалован чин панджхазари, он получил знамя и барабан и был назначен правителем области Бихар вместо Рустам-мирзы Сафави. Однако, будучи наркоманом (кукнари), он пренебрегал своими обязанностями и был смещен с этого поста еще до истечения одного года. В конце 1043/1632 г. Бархудар-хан был отправлен на пенсию, получал ежегодно пособие в 1000 рупий; умер естественной смертью в Агре после 1051/1641 г., см.: Падшах-наме, 1, с. 426; Аин-и Акбари, с. 512-514, №328.

466. Текст реконструирован издателем, см.: Ихйа ал-мулук, с. 314, примеч. 1. Однако нет полной уверенности, что он правилен.

467. Эмир дивана — глава воинских подразделений.

468. Малахан — название местности, расположенной на севере р. Гильменд, см.: Tate, 2, с. 128.

469. См.: Ихйа ал-мулук, с. 165-166 (перевод, с. 90).

470. Перс., байан-и исм-и у намуд (?). Быть может, «доброе имя, славу»?

471. Ну’ман б. Мунзир — последний царь из Лахмидской династии в Хире (правил 580-602), см.: EI², 3, с. 1030.

472. Абу-л-Фатх-мирза — сын верховного правителя Систана Малика Джалал ад-Дина Махмуда, упомянут в «Тазкира-йи Насрабади» (с. 37). Писал стихи, в которых дискутировал со своим братом, Маликом Хамзой, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 174.

473. Бин(а) Фахл (совр. Бампур) — старинное селение в верхнем Мекране, в течение многих лет служившее резиденцией правителя Белуджистана; имело сильную укрепленную крепость, возведенную на высоком холме (ее развалины сохранились по сей день), по мнению археологов, еще в доисламское время.

В настоящее время это центральное селение одноименного дехестана в шахрестане Ираншахр, расположенное в 23-25 км к западу от Ираншахра, на краю шоссейной дороги Ираншахр-Чах-Бахар, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 52, 53; Та’рих-и Кирман, с. 252 и др.; Йагмайи, 90, 91.

474. Как мы отмечали ранее, автор «Ихйа ал-мулук» часто вместо имени Малика Джалал ад-Дина Махмуда употребляет титулы: «великий малик» (малик-и му’аззам), «верховный малик» (малик ал-мулук) и эпитеты: «лучший из маликов и великих эмиров», «слава ислама и мусульман» и т.п.

475. Перс-араб, исм-и мусахиби.

476. Араб, мукарраб ал-хазрат ва джалис.

477. Малик Мухаммед — сын Малика (Шах) Абу Исхака, после смерти дяди, брата отца, в 998/1589-90 или 999/1590-91 г. уехал в Индию на службу императору Джалал ад-Дину Акбару, см.: Ихйа ал-мулук, с. 401.

478. Т.е. Hyp ад-Дина Джихангира.

479. Ва («и»), конъектура издателя, в рукописи его нет, что позволяет переводить данное имя как Амир Мухаммад сын Амира Махмуда.

480. В рукописи: Баджу-бий (***), издатель текста исправил имя на Начули (***), следуя тексту «Та’рих-и ‘аламара», хотя и там оно представлено в разных вариантах: Наджули/Наджубий, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 455, 457, 573.

Во всех других случаях в рукописи разночтения этого имени (Маджули/Баджули и т.д.) также сведены издателем к единой форме.

Как нам представляется, все приведенные выше варианты являются искажением имени Байчу-бий. Речь идет об известном узбекском военачальнике Кулбабы-кукелташа, гератского наместника ‘Абдаллах-хана II. Он возглавлял узбекское войско в сражениях с кызылбашами в Хорасане в 1001/1592-93 и 1007/1598 гг. Искандар Мунши, описывая поражение узбекского войска в 1007/1598 г., среди убитых в сражении эмиров и захваченных в плен упоминает Наджу-бия бахадура, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 573.

Топоним Джузджан в печатном тексте представлен в форме Джурджан *** (в указатель географических названий вынесен *** что явно ошибочно) вместо Джузджан (Гузган). Это область в северо-западной части современного Афганистана. Йуз-дих (в тексте, по-видимому, опечатка — ***) или Нур-дих — название селения в этой области.

481. Накшбанд(ийа) — суфийское братство, основанное в Средней Азии Баха’ ад-Дином Мухаммедом ал-Бухари, известным под прозванием «Накшбанд» (1318-1389), по имени которого братство получило свое наименование. Его преемниками были Ходжа Аттар (ум. 1400) и Ходжа Мухаммад Парса (1345-1420). Братство имело широкий ареал распространения, помимо Средней Азии было распространено в Иране и Азербайджане и даже в Китае, см.: Петрушевский, 1966, с. 344, 345.

482. В Афганистане в пограничном с Ираном районе имеется целая цепь озер Хамун. В данном контексте речь, видимо, идет о самом крупном из них — Хамун-и Савари (Сабари). В него впадают реки Хаш-руд и Гильменд.

483. Мийан-Шела — по-видимому, местность в среднем течении глубочайшего канала, реки в провинции Нимруз, к северо-западу от Гауд-и Зирих, которая соединяет край большой дельты р. Гильменд и противоположный край впадины Гауд-и Зирих, см.: Tate, 2, с. 109; Ball, с. 111.

484. В других источниках сведений о Дурман-пахлаване мы не нашли.

Перс.-тюрк., чухра-акаси — «начальник пажей», т.е. придворных султанов, ханов и великих эмиров, составлявших во время военных кампаний особые воинские подразделения. В их обязанность входила также охрана царствующей особы, более подробно см.: Ахмедов, 1982, с. 170-171.

485. Турсун-бахадур (или Турсун-бий) — эмир ‘Абдаллах-хана II, упомянут в «Шараф-наме-йи шахи», см.: Материалы по истории казахских ханств, с. 265.

486. Перс., мардум-и Туран.

487. В тексте: Нур-дих Джурджан, ср. ранее: Йуз-дих, см. примеч. 480.

488. В рукописи: ***, издатель текста исправил на бамри (?), см.: Ихйа ал-мулук, с. 326, примеч. 1.

Однако, нам представляется, в данном случае речь идет об упоминавшемся многократно (А)мире Касиме сыне Мир-йара, которому великий малик Систана поручил ведение всех важных дел, см. текст, с. 319. Если это так, то его имя в данном случае следует читать как Мир Касим сын Мир-Йари (***).

489. Низам ал-мулк Кулбаба-кукелташ — могущественный эмир ‘Абдаллах-хана II, был начальником диван-и мушриф, а с 995/1587 г. после захвата Герата вплоть до своей смерти в 1006 (1598) г. (убит по приказу сына ‘Абдаллаха II, ‘Абд ал-Му’мин-хана) — наместником ‘Абдаллах-хана в Герате, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 515, 555 и др.; Ахмедов, 1982, с. 29, 59 и др.

490. В тексте: ‘Али-шах, имя собственное, мы приняли конъектуру издателя: ‘али-ша’н — «высокостепенный».

491. В тексте: аз ма‘алис-и Мавараннахр, возможно, опечатка или неправильное прочтение маджалис — «собрания» или манабир — «минбары, кафедры» (?).

492. Кал’а-йи Ихтийар ад-Дин — знаменитая крепость в Герате, расположенная в северной части города и названная в честь Шамс ад-Дина Мухаммада Карта (1245-1278), построена в 699/1298 г. Фахр ад-Дином Картом (1285— 1307). В 810/1405 г. Шахрух рядом со старой цитаделью выстроил новую, стены которой, выложенные из жженого кирпича и камня, возвышались на насыпи и были необычайно прочными, см.: Бартольд, 7, с. 76; Беленицкий, с. 177-179.

493. Его полное имя — Мир Мухаммад Мухсин Машхади, был известен под псевдонимом «Мир Падшах», родом из Мешхеда, из саййидов Разавийа. В 997 (1588) г. он уехал из Мешхеда в Герат и там остался. В тазкира «Хайр ал-байан» приведены его стихи (л. 380а—381а).

494. Мирза Казак сын Шуджа’ ад-Дина Мухаммада и внук эмира Бурундука барласа, мукаррабат ал-хазрат эмира Тимура.

495. Амир Низам — сын Амира Хаджи Мухаммада из местной систанской знати.

496. Букв. «В сосуде красоты не вмещалась красота более этой».

497. Джалалабад — селение в Систане, расположенное на границе Ирана и Афганистана, близ левого берега р. Гильменд, на расстоянии около 1,5 км к западу от Маргу. Его посетил в 1900-1901 гг. Н.Зарудный. По его словам, в Джалалабаде около 300 дворов, из них жилых — 28-30, остальное население эмигрировало в Афганистан, см.: Зарудный, с. 383.

498. Аухад ад-Дин Анвари (1126-1169-70) — знаменитый хорасанский поэт. Во время мервского похода шаха ‘Аббаса в 1600 г. наш автор на обратном пути посетил в селении Бадане, подвластном Хаварану, мазар, почитаемую местным населением могилу, в которой, как считают, захоронен Анвари, см.: Хайр ал-байан, л. 636.

499. Летние и зимние пастбища входили в юрт кочевых племен. Юрт считался общинным. Пастбищем с находившимся на нем источником воды кочевники пользовались также сообща. Тем не менее фактическими хозяевами пастбищ были главы племен. И хотя они не имели права продавать пастбища или обращать их в свою личную собственность, налог с пастбища кочевники платили в пользу своего хозяина, пасли свой и хозяйский скот и несли другие повинности, см.: История Ирана, с. 256.

500. Издатель текста «Ихйа ал-мулук» на основании приведенной ниже хронограммы Маулави исправляет дату на 1028/1618 г., см. примеч. 502.

501. Местный поэт, не раз уже упоминавшийся в тексте.

502. В числовом выражении эти слова дают дату 1028/1618. Однако эта дата неверна, на с. 401 текста «Ихйа ал-мулук» автор еще раз указывает, что Малик ‘Али умер в 1000/1592 г., см. также примечание издателя к этому пассажу (с. 531).

503. Тенгри-Берди-оглан из великих эмиров ‘Абдаллах-хана II, принимал участие в осаде Герата в 996/1588 г., см.: Шараф-наме-йи шахи, л. 477а.

504. О брате Тенгри-Берди-оглана, Kapa-оглане, сведений в источниках мы не нашли.

505. В тазкира «Хайр ал-байан» упомянут как мавлана Балту-йи Бухарайи. Во время господства в Хорасане Мира Кулбабы-кукелташа по его приказу он приехал в Систан, где в силу своих способностей и порядочности завоевал сердца систанцев, несмотря на их враждебное отношение к узбекам. После освобождения Хорасана войсками шаха ‘Аббаса он отбыл в Бухару и был назначен кази Бухары. В «Хайр ал-байан» приведено несколько сочиненных им двустиший (л. 406б).

506. Сахра-йи Тирак — название местности в Систане, существующее, по словам издателя «Ихйа ал-мулук», по сей день (?), см.: Ихйа ал-мулук, с. 531.

507. ‘Абд ал-Му’мин-хан — сын и преемник ‘Абдаллах-хана II, правителя Мавераннахра (1583-1598), и последний из Шейбанидов (1500-1598). При жизни отца был его наместником в Балхе (1582-1598). В 999/1590-91 г. был объявлен наследником отца; тогда же ему был присвоен почетный титул хан. После смерти отца провозглашен государем Мавераннахра (1598), однако его правление оказалось кратковременным, и в том же году он пал жертвой заговора, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 554-559; Ахмедов, 1982, указатель.

О Мулла Карае, китабдаре ‘Абд ал-Му’мин-хана, сведений в источниках мы не нашли. Термин китабдар означал в средние века управляющего придворным китабхане, учреждением, состоявшим из хранилища книг и мастерской по изготовлению высокохудожественных рукописей, см.: Акимушкин, 1980, с. 5-19.

508. Мавлана Махмуд сын Исхака аш-Шихаби Сийавушани, родом из Сийа-вушана, селения близ Герата, был известен как Ходжа Махмуд. Искандар Мунши пишет, что, по убеждению гератцев, хорасанцев и иранцев, он был первым среди каллиграфов времени шаха Тахмаспа I, писавших почерком насталик, и являлся прямым учеником знаменитого Мир-’Али (см. примеч. 509). В 935/1529 г. Ходжа Махмуд был увезен в Бухару Шейбанидом ‘Убайдаллах-ханом (1533-1540). Впоследствии он уехал из Бухары в Балх, а из Балха вернулся в Герат, где и умер в 991/1583 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, с. 170; Акимушкин, 1963, с. 26 и примеч. 31.

509. Мавлана Мир ‘Али Харави — знаменитый персидский каллиграф первой половины XVI в., непревзойденный мастер в почерке насталик. Его полное имя: Камал-ад-Дин Мир-джан; был известен под именами: ‘Али ал-Харави, ‘Али ал-катиб, ‘Али ал-Хусайни, Мир-’Али, Мир ‘Али ал-катиб; родом из Герата из семьи саййидов Хусайни, ученик Зайн ад-Дин Махмуда, позднее учился также у Султана ‘Али в Мешхеде. Вернувшись в Герат, работал в китабхане Хусайна Байкары, получил почетное прозвание катиб ас-султани («государев катиб, каллиграф»). С 935 (1529) г. жил в Бухаре, здесь он и умер в 951 (1544-45) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 170-171; Акимушкин, 1963, с. 26 и примеч. 3.

510. По-видимому, ошибочно вместо Мавлана, хотя и в других случаях Мулла и Мавлана взаимозаменяют друг друга.

511. Это кит’а упомянутого каллиграфа Мир ‘Али Харави и связанный с ним анекдот приведены Искандером Мунши в «Та’рих-и ‘аламара» (1, с. 170). При этом Искандар Мунши заметил: «Говорят, будто ходжа Махмуд, услыхав кит‘а, сказал: ”Мавлана ошибся, упомянув о хорошем и плохом. Его именем я подписываю то, что пишу [плохо]”. Если [это] соответствует действительности, хотя выглядит как шутка и острота, замечает далее Искандар Мунши, говорить так невежливо», см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 170; ср. также: Муким-ханская история, с. 57; Акимушкин, 1963, с. 26; О.Ф. Акимушкин указал в своей статье со ссылкой на «Oriental College magazine» (1934, vol. 4, с. 47, 48), что данное стихотворение приведено также в анонимной хронике «Хуласат ат-таварих», составленной в 950/1543-44 г., см.: Акимушкин, 1963, с. 26, примеч. 34.

512. Зар’ — мера длины, равная 49,875 см, см.: Хинц, с. 64.

513. Встречающееся трижды в данном пассаже араб, наш‘am мы условно перевели как «переселение» (?).

514. Узбекские эмиры, сведений о них в доступных нам источниках мы не нашли.

515. Гази/Газ — название северного притока р. Харат-руд (Герируд).

516. Хафиз Мухибб ‘Али сын Ходжи Камал ад-Дина Хусайна Гунабади, род. в Гунабаде, а рос в Тайибаде, куда переехал на жительство его отец. По словам нашего автора, он был сведущ в каждой из общеобразовательных наук, но особенно был искусен в музыке. В 1022/1613 г. совершил паломничество в Хиджаз. После возвращения из хаджжа занимался в Тайибаде ремонтом канатов и приведением в порядок своих поместий, однако, поскольку высший диван передал его владения его дяде, брату матери, он уехал в Герат ко двору верховного эмира Хорасана Хусайн-хана. В 1024/1615 г. выехал из Герата в Исфахан приложиться к шахскому порогу, после чего удостоился в течение некоторого времени быть в числе приближенных шаха. Возвращаясь из шахской ставки к себе в Тайибад, по дороге заболел и в Сабзаваре скончался. Его тело привезли в Мешхед и там захоронили, см.: Хайр ал-байан, л. 371б—373а.

517. Дин-Мухаммад-султан (хан) — это Йатим-султан (род. 972/1564-65) сын Джанибек-султана (1599-1601), родоначальника династии Аштарханидов, и племянник ‘Абдаллах-хана II. В 992/1584 г. ‘Абдаллах-хан назначил его правителем Кундуза, а позднее послал укреплять границы Систана; с 1006/1598 г. правил Хорасаном, погиб 20мухаррама 1008/13 августа 1599 г. в сражении с кызылбашами при Пул-и Салар под Гератом, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 455^57, 488, 489, 574-577 и др.; Ахмедов, 1982, с. 94-96, 186, 189, 198.

518. Уже упоминавшийся Дин-Мухаммад-султан (см. примеч. 517), в то время наместник Систана, Заминдавара и Гармсира.

519. Двустишие принадлежит выдающемуся персоязычному поэту Абд-ар-Рахману Джами (1414-1492).

520. Т.е. умер.

521. Кал’а-йи Сабз — крепость вблизи селений Сухур-и Шайх (Сур-Шайх) и Ходжаган в области Бар-и Зирих, см.: Ихйа ал-мулук, с. 531, примеч. издателя. На картах, изданных в Афганистане, Кал’а-йи Сабз помечена на правом берегу р. Гильменд, примерно в 30 км к северу от форта Малахан.

522. Бахарз — название округа, подвластного Герату с главным городом Малин (его развалины отождествляются с современным Шахр-и Hay), расположенным к югу от Джама и к западу от р. Харат-руд, см.: Море тайн, с. 20; Le Strange, с. 357.

523. Джариб — мера поверхности (площади). В. Хинц определяет джариб для XV-XVII вв. равным 958 кв.м. Ныне в Иране 1 джариб официально равен 1 га, но наряду с официальным существует множество местных разновидностей джариба, величина которых колеблется от 400 до 1450 кв.м, см.: Хинц, с. 73, 74.

524. Имя восстановлено на основе последующего текста (см. с. 356). Возможно, имеется в виду Байрам-оглан, который совершал неоднократно набеги на Хорасан, в том числе в Фарах и в Систан, о нем см.: Ахмедов, 1982, с. 195, 196.

525. В тексте: кийу, возможно, вместо капу — «ворота».

526. В печатном тексте Мир Мандан-бий, по-видимому, опечатка вместо Мирмандаб-бий, однако и в этом случае идентифицировать лицо не удалось.

527. В тексте: ***, то ли суффикс мн.ч. с изафетом (в этом случае название крепости опущено), то ли это название крепости, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 341, примеч. 1.

528. «Ихйа ал-мулук» — единственный источник, повествующий достаточно подробно о новом нападении узбекских отрядов на Систан.